Дом с закрытыми ставнями

Уговор был раз кидать! — заорал дед.

Отец яростно засопел, прошелся из угла в угол и вдруг уставился на дедов узор и ехидно засмеялся.

Твой орнамент вообще нельзя показывать, — торжествующе заявил он.

Ты чего это? Белены объелся? — изумился дед, вытаращив глаза на отца.

Что ты изобразил? Ведь звезда получилась. Грех это. Накажет тебя господь…

Так, так… — дед побагровел и вонзил глаза в отцовский узор. — А у тебя, Никишка, вверху как бы талия женская вычерчивается. Это уже прелюбодеяние. Тобой во время работы дьявол руководил.

А тобой — сатана! Ишь ты, рассыпал звезды! — отец ткнул пальцем в узор и случайно обломил ромашку.

Эх и взъярился дед! Он схватил одну отцову доску, да как треснул ее об верстак — она и разлетелась на половинки. Отец взвыл. Я и оглянуться не успел, как они схватили друг друга за грудки и повалились на кучу стружек и опилок. Я испугался и выбежал из мастерской…

Половодье

Зима еще злилась. Были морозы по утрам.

Я принес в класс стеклянную банку, налил воды и опустил в нее березовые веточки. Скоро они выпустили ребристые, липучие, душистые листочки. Зелень радовала душу.

Снег затвердел, покрылся блестящей коркой.

Ишь, весна — то покрывало выбросила! Стало быть, тепло идет, — говорили бабы.

И оно пришло. Зазвенели ручьи. Проснулся мой любимый родник. Я пришел с ним повидаться. В саду проталины курились легким паром. Под каждым деревом образовались ямки, а в них торчали кустики брусники. С елей падали сосульки и, рассыпая искры, вонзались в снег.

На завалинки, на бревна у калиток выбирались из домишек старики и старухи. В огороды скот выпускали. Мать тоже вывела в огород Зорьку. Бросила ей охапку сена, а она не ест, на солнце смотрит и мигает огромными глазищами. Соскучилась. Шерсть на Зорьке черная, блестящая. На лбу, поперек — белая полоска. Потому и назвали ее Зорькой. Я подошел к ней, погладил ее лоб. Шерсть от солнца нагрелась, пахла хлевом. Едва я отошел от Зорьки, как на ее широкую спину сели скворцы и ну перышки чистить, а Зорька стоит и не шелохнется. Почистили скворцы перышки, легли, клювы под крылышки спрятали — задремали. Тепло им, хорошо, да и хитрая кошка не подберется, — не пустит ее Зорька.

На прошлогодних огуречных грядах рылись куры.

Я пошел в лес за медунками. Они росли на буграх и солнечных полянах. Нарвал их целый пучок, очистил, съел. Вкусом они напоминали зеленую дыню. Увидел я барсучиху с детенышами. Вышли на промысел из норы, нюхали, царапали коготками землю, стряхивали с сухих былинок всяких жучков да букашек. Перед тем, как идти домой, я собрал букет подснежников. Они бывают разные. На солнцепеке — белые, а в тени — синие. Походил немного, и к моему букету прибавился желтый гусиный лук, сиреневые хохлатки и трехцветные фиалки — виолы. Вернулся домой, отдал матери цветы и вышел во двор. К обеду стало теплее, земля пуще размякла, но теневые стороны дома еще были влажны и кое — где белы от инея. Дед выкидывал из конюшни навоз. Прилетела стая воробьев, села на кучу и дружно закопошилась в ней, подняв крик. Летали первые весенние красные бабочки. Из щелей забора выползали божьи коровки. Высоко в небе пролетели гуси. Где — то на голых деревьях подняли шум грачи. Пахло дымком, дегтем от телеги, смолой от ворот, молоком и сырой землей.

В одну из темных ночей вдруг раздался треск, звон, шум — начался ледоход на Оби.

Едва рассвело, а люди уже высыпали на берег.

Силища — то какая! — воскликнул Маркел. — Вот и ожила Обь — матушка! Гляди — ка чо, корыто плывет!

Я подошел к Маркелу:

Где ты видишь корыто, дядя Маркел?

А! Кудрявцев внук! Ну, подойди ближе, покажу, — Маркел обнял меня и показал на розово — фиолетовый горизонт реки.

Экой лодырь, не мог добра вовремя прибрать! — осуждали мужики беззаботного хозяина. Они курили, опускали уши у шапок, спасаясь от сырого холодного ветра.

Гляди, волк плывет! — закричал Филька.

Я всмотрелся и на самом деле заметил волка.

Что? Попался, шкурник! — Маркел захохотал.

Волк прыгал с льдины на льдину, пытаясь добраться до берега.

И волку неохота умирать! — сказала Фрося.

А кому охота? — откликнулся Филька.

Эх, чичас бы его из берданки! — проговорил Маркел.

А вон ружье — то! — показал я на идущего к нам дядю Савелия.

Маркел оглянулся:

Батюшки! Савушка, родимый, быстрей сюды!

Быстрей, быстрей! — закричали мужики.

Дядя Савелий, смешно перебирая ногами, обутыми в чесанки с калошами, побежал.

Что случилось? — спросил он.

Ружье! Ружье давай! — заторопился Маркел и сдернул с его плеча берданку.

Ружье ахнуло, волк подпрыгнул и шлепнулся на льдину.

Готов! — закричали мужики.

Беги за ним, Маркел, за шкуру три сотни получишь!

Выпили бы за твой счет.

Да водки — то в магазине нет.

Есть. Для сплавщиков целую машину привезли» Аврал будет.

Это какой аврал?

Субботник, понял? — объяснил дядя Савелий. —

Для ГЭС фундамент закладывать начнем.

Так, значит, лектро в каждой избе засветится? — спросил Маркел.

В каждой, а кто на закладку придет да поработает как следует, тому электричество в первую очередь.

Ура! Братцы! Свет будет! Свет! — закричали мужики.