Читаем Дом с золотой дверью полностью

— Разве ты был настолько глуп, чтобы любить Теренция? После всего, что он с тобой сделал?

— Нет, Теренция нет. Но я очень любил своего первого хозяина. Много лет я желал, чтобы он обратил на меня внимание, хотел произвести на него впечатление, значить для него столько же, сколько он значил для меня. Это обычное дело. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой из-за этого.

— Как я могу не чувствовать себя виноватой? Я ненавижу Феликса всей душой. Тысячу раз я желала ему смерти, и все-таки, когда я думала, что он действительно может умереть, когда Балбус пошел на него с ножом, я молилась, чтобы Феликс уклонился. — Амара какое-то время молчит, чтобы овладеть собой и не заплакать. — А потом нож вонзился в Дидону.

Она даже как будто ждет, что Филос отпустит ее, почувствует то отвращение, которое испытывает она сама, но он продолжает обнимать ее.

— Только то, что ты хотела, чтобы Феликс выжил, не значит, что ты желала Дидоне смерти. В том, что произошло, не было твоей вины.

— Может быть, — говорит Амара, и это слово, сказанное вслух, как будто снимает груз с ее плеч. — Может быть, не было. Но в том, что случилось сегодня, виновата я.

— Ты винишь меня в том, что случилось с Реститутой? — Амара качает головой. — Тогда почему я должен осуждать тебя за то, что ты сделала? Ты не каменная статуя. Я только жалею, что не спросил тебя о Феликсе раньше. Мне стоило понимать, что одному человеку тяжело нести такое бремя.

— Не уверена, что от этого был бы какой-то толк, — отвечает Амара, стараясь, чтобы голос звучал не совсем подавленно. — Я бы все равно тебя не послушала.

Филос улыбается:

— Это правда. Но я надеюсь, что сейчас ты меня слушаешь. Мы в самом деле должны выплатить ему всю сумму, до последнего сестерция. Ты не можешь занять у Друзиллы, теперь, когда у нее новый мужчина?

— Три тысячи сестерциев — это все равно слишком большая сумма, чтобы просить взаймы!

— И все-таки я думаю, что тебе придется это сделать. Лучше огорчить Друзиллу, чем постоянно ходить к Феликсу.

Амара вздыхает, зная, что он прав. Филос целует ее, и его губы замирают у самого ее рта.

— Но это оставим на завтра. Сейчас я оставлю тебя отдыхать.

— Я еще не устала, — говорит Амара, прижимаясь к нему, не желая, чтобы он уходил. — Если только ты устал…

В ответ Филос прижимается к ней еще сильнее, так что они оказываются вплотную друг к другу, и Амара больше не чувствует ничего, кроме тепла его тела.

Глава 34

Да здравствует прибыль!

Мозаика в доме в Помпеях

Это одна из самых роскошных вилл в Помпеях, в которых ей доводилось бывать. Амара проходит в гигантскую арку, Филос идет рядом, под их ногами раскинулся мозаичный осьминог. Между его щупалец вписан девиз: «Прибыль есть счастье». Амплий определенно не пытается скрыть, каким богам поклоняются в этом доме. Привратник, приветствующий их обоих, одет в алую тунику, а его сандалии так хорошо промаслены, что блестят.

— Мой господин ожидает вас? — По его лицу очевидно, что он в этом сомневается.

— Мы пришли к Друзилле, — отвечает Амара. — Иосиф, ее эконом, сказал мне, что она принимает посетителей здесь. Я Амара, конкубина Плацидуса Руфуса.

Имя патрона прибавляет ей веса, хоть привратнику и не удается сделать вид, будто он рад нежданным гостям. Он зовет девочку-рабыню, которая, как и он, одета в алую одежду.

— Ваш мальчик может подождать здесь, со мной. Девочка проводит вас к Друзилле.

Амара оставляет Филоса с неприветливым привратником — ей неприятно, что ее любовника оскорбительно назвали «мальчиком», когда он как минимум на десять лет ее старше, — и вслед за служанкой проходит в огромный атриум. Красные стены создают оптическую иллюзию: великолепный городской пейзаж, который, как подозревает Амара, списан с Рима. Крохотные капли воды попадают ей на кожу, когда она проходит мимо бьющего в центре помещения фонтана: мраморный дельфин выпускает струю воды высоко вверх, которая потом шумным водопадом обрушивается в бассейн.

Сад полон роз, они толстыми лентами привязаны к шпалерам и раскинулись у обширного пруда с рыбками, тяжелый запах бутонов смешивается с запахом моря. Друзилла расположилась в тенистом алькове и, к умилению Амары, занята шитьем. Еще одна служанка — Амара прежде ее не видела — сидит рядом с ней.

— Амара! — Друзилла в радостном удивлении поднимается с места. — Как это чудесно — видеть тебя здесь!

— Какой красивый сад, — говорит Амара, садясь рядом с подругой на широкую мраморную скамью. Друзилла осторожно откладывает в сторону тунику, с которой работала, и разглаживает, чтобы не осталось складок.

— Это для Амплия? — спрашивает Амара, которую забавляет такое семейное занятие.

— Ему нравится, когда вокруг него хлопочут. А мне приятно заботиться о нем.

Кажется, Друзилла восхищается им вполне искренне, хотя, с другой стороны, она всегда была замечательной актрисой, и Амара понимает, что служанка, которая явно принадлежит упомянутому мужчине, находится рядом и все слышит. Друзилла замечает, куда направлен взгляд Амары.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дом волчиц

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза