Читаем Дом с золотой дверью полностью

— Амара. — Он выдыхает с ноткой раздражения. — Дело не в моей любви к тебе. Подумай о том, как мало у нас власти над судьбой. Когда-нибудь, если нас не поймают, Руфус потеряет интерес к тебе или выставит меня. Это неизбежно. И я либо сойду с ума, думая обо всей этой боли, что собирается на горизонте, либо буду благодарен Фортуне за те счастливые дни, что она жалует нам. Нет никакого смысла в том, чтобы планировать будущее, которым ты не распоряжаешься.

— Я не испытываю благодарности, — говорит Амара, сама удивившись силе своего гнева. — Нельзя сиднем сидеть и надеяться, что Фортуна повернет колесо за тебя! Что за оправдания? Нужно схватить ее и принудить к этому.

Ее вспышка только веселит Филоса, но сейчас Амара не поддается его ласкам и поцелуям.

— Я серьезно! — говорит она, чуть не забывшись и не повысив голос. — Ты умнее Руфуса, я умнее Руфуса. Почему бы нам не подумать над тем, как тебе освободиться?

— Ты так говоришь, потому что родилась свободной. Я не представляю, каково это.

— Ты можешь представить. Ты знаешь, каково это. Когда ты читал Гомера в саду, а другие дети ненавидели тебя за то, что ты умнее их. Тогда же ты чувствовал, что имеешь право на то, что есть у них, не правда ли? И чего в самом деле мы просим, чтобы Парки даровали нам? Чтобы ты мог чуть больше распоряжаться собственной жизнью. Я не призываю тебя метить на лавры императора.

Кажется, страстность ее речи изумила Филоса.

— Ты так сильно хочешь за меня замуж?

Амаре приходится приложить усилия, чтобы не рассмеяться.

— Не волнуйся, дело не в этом. Если ты получишь свободу и оставишь меня, то пусть будет так. — Какое-то время она молчит, тем сильнее ощущается благородство, заключенное в ее словах. — Хоть я и не утверждаю, что я не разозлюсь.

На этот раз смеются оба, вернее, их плечи трясутся в тишине, что в их случае сойдет за смех. Амара чувствует, что твердость вновь покидает ее, и обвивается вокруг Филоса так, что почти каждый кусочек ее кожи касается его. Но даже этой близости ей недостаточно. Амара чувствует, как рубцы у него на груди вжимаются ей в щеку.

— Ты правда меня любишь. — Филос шепчет, и поэтому трудно сказать, спрашивает ли он или констатирует очевидное.

— Нет, — отвечает Амара, прижимаясь к Филосу еще крепче. — Я тебя терпеть не могу.

Глава 21

Смотри, мальчик-раб, чтобы вода омывала ноги, а салфетка стирала капли и чтобы наши полотна покрывали диван.

Надпись в обеденном зале в Помпеях

Утро Амара проводит в Венериных термах. На этот раз она здесь не для того, чтобы побеседовать с Друзиллой, а скорее затем, чтобы найти новых клиентов. После того как на Флоралиях ее провезли по городу в колеснице, общественное положение Амары — а заодно и ее скандальная репутация — значительно возросли. Пусть ей никогда не стать уважаемой женщиной, но в глазах общества ее теперь уж точно окружает аура богатства. Юлия вдруг стала необычайно дружелюбной и теперь выступает отличным посредником, знакомя ее с женщинами, которым может понадобиться финансовая помощь, под видом светского общения.

Завершив свои дела, Амара и Юлия сидят рядом во дворе, потягивая разбавленное вино. Жар майского солнца дает о себе знать даже в такой ранний час, и Амара рада, что сидит под тенью колоннады.

— Милая девочка, — говорит Юлия, имея в виду молодую жену, которая только что ушла от них. — Жаль только, что такая сорока. Хотя не тебе на это жаловаться.

— Спасибо, что познакомила нас.

Юлия только отмахивается, на ее руке поблескивают золотые кольца.

— Внешность недолговечна, как и любовники. А набитый монетами шкаф еще ни одну женщину не довел до слез. Так говорила моя дорогая матушка. Ты точно снискала бы ее одобрение. Мне приятно видеть, что ты разумная девочка. Никогда не позволяй мужчинам убеждать тебя, что деньги — это неромантично.

Амара улыбается, вспоминая свои легкомысленные свидания с Филосом, — такое поведение вызвало бы у Юлии только презрение.

— Да здравствует прибыль. Это было написано над входной дверью в доме, где я жила раньше, — сказала она, решившись так намекнуть на бордель. — Я хорошо усвоила урок.

Юлия смеется.

— Да здравствует Руфус в твоем случае, — говорит она с задорным блеском в глазах. Амара невольно смеется в ответ. Юлия умеет обезоружить любого собеседника, сделав так, чтобы он почувствовал себя самой важной персоной в компании. Из нее бы получилась великолепная куртизанка, но, насколько известно Амаре, Юлия вообще не интересуется мужчинами.

— Теперь ты точно расцветешь, — произносит Юлия, глядя Амаре прямо в глаза. Амара смотрит в ответ, ей любопытно. Юлия вскидывает брови и улыбается; возможно, ее забавляет, что Амара не отводит взгляд.

— Поверить не могу, что ты до сих пор ни разу не навестила меня в моем доме, — говорит она. — Я живу со вдовой моего племянника, Ливией. Уверена, вы друг другу понравитесь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дом волчиц

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза