И ей вдруг сразу показалось таким тщетным, таким бессмысленным то, что они стояли здесь и были несчастливы, понимая, что упустили то, что принадлежало им с самого начала: их неразрывную, глубоко переплетенную связь. То, что они сделали, было заблуждением, самым большим заблуждением, какое только могло быть. Они растратили часть своей жизни, пребывая в ситуации, в которую угодили благодаря заблуждениям, недоразумениям и упрямству.
«Прежде всего, благодаря
Это осознание того, как много лет она уже потеряла, заставило забыть свою гордость, осторожность и сдержанность. Она пренебрегла всеми предостережениями, которые сама себе высказывала: «Не показывай ему, что тебе больно. Никогда не спрашивай его, почему он это сделал…»
— Почему ты это сделал? — спросила она. — Почему ты женился?
Секунду Джон пребывал в замешательстве, но быстро взял себя в руки.
— Это не тот вопрос, который нам следует обсуждать, — ответил он холодно и тоже закурил. Мимо них прошел отряд поющих призывников. Над рекой дул свежий ветер. Между домами заходило солнце.
— Ты один решаешь, какой вопрос нам следует обсуждать, а какой нет? — резко спросила Фрэнсис. Она была не намерена принимать этот отказ и хотела немедленно получить ответ на свое «почему».
—
— Почему тебя это интересует?
— А почему тебя интересует, что было между Филиппом и мной?
— Один-один, — сказал Джон.
— Я ответила тебе честно и хочу получить от тебя такой же честный ответ.
— Это не было так уж неожиданно. Мы встречались на некоторых праздниках. Вместе совершали конные прогулки. Она интересовалась моей предвыборной борьбой. Она… — он передернул плечами, — она как-то сразу перестала быть маленькой девочкой и превратилась в молодую женщину.
— Но ведь это не повод — сразу на ней жениться!
На его лице неожиданно появилось выражение враждебности.
— Ты не захотела быть со мной. Поэтому мне кажется, что ты не имеешь права…
— Ты хотел сыграть со мной злую шутку. Будь же честен и признайся в этом! Ты не мог смириться с тем, что я сразу не бросилась тебе в ноги, когда ты сделал мне предложение. Ты ведь такой привлекательный. Такой состоятельный. Честолюбивый и успешный. Ты не мог понять, как это женщина не упадет тебе на голову, как созревший плод!
Она видела, что Джон в ярости и с трудом заставляет себя сдерживаться — вероятно, чтобы не провоцировать ее на еще более резкие высказывания. Некоторые прохожие уже с любопытством оглядывались на них.
— Фрэнсис, сейчас нет ни малейшего основания, чтобы анализировать наше поведение в то время. Как вышло, так вышло; и никто из нас уже ничего не может изменить. Я женился на Виктории, и ты должна с этим смириться.
— Как убедительно ты опять изображаешь полное спокойствие! Только потому, что не хочешь признать, насколько детскими и к тому же расчетливыми и эгоистичными были твои мотивы… Ты хотел разозлить меня — и, кроме того, сообразил, насколько подходящей будет для твоей карьеры такая жена, как Виктория. Признайся же! Я с моим прошлым стоила бы тебе голосов. Как неловко было бы появляться со мной в приличном обществе! Другое дело — милая, симпатичная Вики… Ее можно прекрасно демонстрировать, не так ли? Беспорочная девочка из хорошей семьи — за исключением одного позорного пятна: она, как и я, является дочерью ирландской католички. Почему тебя это, собственно говоря, не остановило? Ты ведь все подчиняешь принципам, только чтобы в сохранении своей репутации не потерять ни одного очка…
— Фрэнсис, довольно! И потом, говори потише! Я не думаю, что всему городу следует знать, о чем мы спорим.
— А если мне это совершенно безразлично?
Джон бросил свою наполовину выкуренную сигарету на землю и растоптал ее.
— Делай что хочешь. Я пойду. Не хочу, чтобы ты впутывала меня в такой бессмысленный разговор!
— Иди! — Это прозвучало как выстрел из пистолета. Люди кругом остановились.
— Фрэнсис, я прошу тебя, прекрати! Ты ведешь себя смешно, — предостерег ее Джон.
— Это меня волнует вдвое меньше, чем тебя, — ответила она тише, чем прежде, но все равно очень резко.
Джон решительно схватил ее за руку и потянул за собой.
— Возьми себя в руки! — прикрикнул он на нее.
Фрэнсис выдернула руку и отступила на шаг, чувствуя, как на глазах бледнеет.
— Прекрати наконец демонстрировать что-то мне, себе и всем остальным!
Люди кругом замолчали, с интересом следя за происходящим.
— Ты не любишь Викторию! Ты не можешь любить эту безмозглую девчонку! Она ведь даже не способна выражать собственные мысли. Все, что она может — это наряжаться, хлопать ресницами и говорить «да, Джон» и «нет, Джон». Ты никогда не боялся, что и сам выживешь из ума, если проведешь остаток своей жизни с женщиной, которая не может сосчитать до трех?
Теперь Джон рассвирепел до такой же степени, что и она, и было видно, что он с невероятным трудом сдерживает себя, чтобы не дать волю рукам. Его губы сузились и побелели, а кожа стала матовой.