Дом (СИ)

Получалось. Медленно, с гигантским расходом кислорода и сил, но он чувствовал, что всё ближе к заветной цели. Как никогда раньше ему хотелось жить, бороться за возможность находиться в этом мире хотя бы ещё несколько минут.

Его снова схватили. Лесник дёрнулся, попытался освободиться от настойчивых объятий и не сразу понял, что теперь ему помогают, что это не нити «кикиморы», а руки друга. Он перестал сопротивляться, нащупал ногами дно, оперся на товарища. Получилось даже подняться, снова увидеть свет, берег реки, кромку джунглей и «угря». Тварь была рядом, оплетённая сотнями щупалец, она боролась за свою жизнь, пыталась выбраться из воды и делала именно то, что и спасло самого Сергея. Соединив свои головные отростки, существо опустило голову в реку, обдало «кикимору» электрическим разрядом.

На секунду вода засветилась, наушники разразились статическими помехами, а руки, что тянули Лесника, ослабли, выпустив его. Он быстро поднялся, стряхнул с себя водоросли, ухватил за ногу Влада, подтянул к себе, суматошно колотя по скафандру в попытках привести товарища в чувства. Тот неохотно пошевелился, но уже мгновение спустя вскочил, помог командиру подняться, поволок к спасительному телу «медузы».

— У меня кислород кончился, — предупредил Лесник. — Ещё несколько минут, и я труп.

— Размечтался, — протянул Влад, отцепил с пояса огнемёт, что непрерывно цеплялся за нити и тянул назад. — Птичка уже садится, подключим тебя к «медбрату», будешь дышать через трубочку.

— Обо мне ещё никто так не заботился, — улыбнулся Сергей, начиная ощущать кислородное голодание. Ноги слабели, дыхание сбивалось, в глазах мутнело, ещё чуть-чуть, и он потеряет сознание. — Ты прирожденный садист.

— Ногу подними, — велел спаситель. Лесник подчинился, даже сумел самостоятельно взобраться на край «медузы» — огромного существа, на вид походившего на чайный гриб белого цвета. — Ты выживешь, скажу больше, ты у меня ещё на свадьбе погуляешь, интроверт хренов.

— Давай-ка тащи меня назад, — он рассмеялся. Но тут же зашёлся кашлем, потерял равновесие и рухнул на мягкую упругую поверхность.

Сознание быстро угасало. Лесник ещё успел увидеть подбежавших Корнея и Эдика, даже порадовался, что все живы и целы. Посадочные огни шаттла показались ему бледными и далёкими, как звезды, а сам путь до Базы и вовсе не запомнился, превратившись в серое забытьё.

Кажется, Хэлла дала чётко понять, что пора бы ему убираться восвояси. Он это понял и обдумал уже лёжа в госпитале, буравя взглядом белоснежный потолок, слушая монотонный писк приборов и нестихающий гул вентиляции. Проваляться пришлось добрую неделю, врачи насчитали больше десятка увечий, повреждений и травм, намекнули, что «родился в рубашке», но выпускать раньше положенного отказались. Благо ребята каждый день навещали, рассказывали, как идёт жизнь за стенами, и делились новостями.

Самой печальной и одновременно желанной стала новость о прекращении контракта. Его отправляли домой, на Землю, вместе с отрядом, так сказать, пнули под зад, приложив к ушибу премиальные. У парней были столь же смешанные чувства, но в целом, они согласились, что пора, пора прекращать играть со смертью и начинать ценить простые радости земной жизни.

Им зачли «спасения» образцов, которые они добыли и умудрились не потерять в процессе спасения собственных жизней, а также пресловутый маяк, за который американцы сказали отдельное спасибо и даже выразили благодарность, прислав бутылку виски. Её они распили все вместе накануне отлета, любезно позвав Катерину и оставив её наедине с Эдуардом, под предлогом разыгравшейся головной боли. Массовой, конечно.

Поэтому, когда взлетал челнок, все смотрели на ускользающую поверхность Хэллы с некоторой тоской, Эдик, может, с чуть большей, нежели другие, но с одинаковым облегчением, что каждодневная борьба за жизнь подошла к концу. Их отправили ближайшим рейсом, коим оказался военный корабль, патрулировавший окрестности, экипажем был оказан весьма тёплый приём, как потом выяснилось, кто-то слил послужной список ребят и записи некоторых вылазок, и те стали главным предметом обсуждения на целую неделю. А потом… потом была ОНА.

Когда в иллюминаторе появился голубой диск, никто из четверых возвращенцев не смог сдержать слёзы. Выглядело это забавно, поскольку парни изо всех сил старались скрыть очевидное, но периодические и громкие всхлипывания выдавали их с потрохами. Челнок вошёл в атмосферу, и настала пора блаженства, давно позабытая сила тяжести. Та самая, к которой они привыкли с детства и которой не хватало на Хэлле, что была куда массивней Земли.

И вот шасси коснулись поверхности, люк медленно начал открываться, а контрактники повскакивали и прижались к стенам. Привычка, ставшая рефлексом, сработала безотказно. Эдик громко расхохотался и первым отлип от переборки, успев нагло покрутить пальцем у виска, и, присвистывая, спустился по трапу. Ни от кого не скрылось то, насколько скованными и тяжёлыми были его движения, что бы он ни пытался показать, но тело против воли выдавало его внутреннее волнение.