Дом скитальцев (Рисунки Н. Васильева)

«Резал» Иван Иванович до ночи — пациент упорно дышал, и сердце действительно работало как насос. Утром же профессор, едва вошел, осведомился — жив ли оперированный. Оказалось, жив… Ямщиков отправился в бокс, пофыркал и вдруг приказал:

— Ира! Швы смотреть!

— Где, Ван-Ваныч?

— Брюшину.

Июньское утро сверкало за окном — за спиной профессора. Дождь лил ночь напролет. Светило солнце, а с деревьев еще капало.

— …Эт-та что такое?! — шепотом спросил Ямщиков.

— Соединительная ткань, — пискнула Ира.

— У, академик… Поди сюда. Слушай. Никого к больному не допускать! НИКОГО! Сма-атри…

— Посмотрю, Иван Иваныч, — пропищала Ира. По ее лицу было видно — умрет, никого не пустит…

Ямщиков стремительной носорожьей побежкой покатился к административному корпусу и через минуту был в кабинете профессора Потосова, директора Института Скорой помощи.

— Дорогому гостю! — удивленно пропел директор.

Ямщиков пренебрег его удивлением и спросил:

— Смотрел вчерашние операции?

— Пока администрирую. Что? Были происшествия?

— Происшествия? Зачем же?.. Были операции… — отвечал Ямщиков. — Поинтересуйся, — и положил на стол тетрадочку — историю болезни.

Черные, по-восточному изогнутые брови профессора Потосова полезли вверх и согнулись, как вопросительные знаки.

— Довезли из Караваева?! — воскликнул директор.

— Так точно. Я прооперировал.

— Печень?

— Все. Печень, череп, ребра извлек. Ноги сколотил. Руку еще. Пузырь зашили…

— Ты отчаянный человек, Иван! Ночью он умер, конечно?

— Живет.

— Ну и здоровяк!.. Поздравляю, Иван! Рискнул — выиграл!

— Ты не прыгай, — сказал Иван Иванович. — Помнишь, был секретный циркуляр? Здесь читали, в твоем кабинете?

— Что-то помню, — выжидательно сказал директор.

— Ничего ты не помнишь… Не бреши. Приказано сообщать о случаях ускоренной регенерации тканей. Где этот циркуляр?

— У меня в сейфе. Скажи, при чем циркуляр? Очень здоровый человек, выжил, — спасибо ему! Помнится, году в сорок третьем…

— Ты подними циркуляр, — перебил Иван Иванович.

Директор полез в сейф. А профессор Ямщиков навалился животом на край стола и хрипло зашептал:

— Утром… утром, — понимаешь, — полчаса назад приходим с Ирой… Живой… Хорошо… Храпит, как извозчик. А брюшина зажила!

— Что, что?

— За-жи-ла! На уровне пятого дня. Чисто. Хоть швы снимай… — Иван Иванович повертел толстыми пальцами, подыскивая еще сравнения. — Хоть хвойную ванну ему прописывай! Челюсть срослась!

Между тем профессор Потосов извлекал из сейфа последовательно: обломок человеческой кости, коробку с танталовыми шурупами — для свинчивания костей же, коробку сверл, бутылку спирта и, наконец, папку с бумагами. В ней отыскал циркулярное письмо, начинающееся словами: «Всем больницам, госпиталям, станциям «Скорой помощи»…»

Они прочли документ. Потосов опустил его на стол — текстом вниз, — набрал телефонный номер.

— Алло! С кем я говорю? Так, правильно… А это говорит профессор Потосов, директор Института «Скорой». Да, по письму. Вчера. Мужчина. После авто. Я говорю, после автомобильной катастрофы. Да. Нет, он спит. Наркоз у него. Да. Да. Договорились…

Добыча

Из ворот Центра выехали машины с оперативными сотрудниками и, избирая скорость, ринулись к бульварам. За ними — госпитальный «раф». Старшим отправился Ганин. Начальник Центра руководил операцией из своего кабинета, по радио. Он сидел, покусывал ноготь и отмечал время. Машины вышли через семь минут после звонка Потосова. Въехали во двор Института Скорой помощи еще через девять минут. Итого шестнадцать. Врачи — во главе с Анной Егоровной — прямо от ворот, подхватив в машину Ямщикова, помчались к операционному корпусу. Офицеры оперативной группы сопровождали «раф» до операционного корпуса, а там разделились. Пятеро обеспечивали охрану врачей, двое остались на связи, а еще трое поехали дальше, в глубину институтского сада, к каптерке, где хранится одежда пациентов. Через двадцать шесть минут после начала операции Зернов услышал голос Ганина:

— Первый, первый!.. Докладывает Павел. Обнаружено! Повторяю — обнаружено! Прием!

— Первый к Павлу. Изъять все личные вещи раненого. Доставить немедленно, на третьей машине. Допросить гардеробщицу — не спрашивали ли одежду до нас. Связной? Доктора мне. Прием.

— Связной к Первому. Доктора вызываю. Павел передает — третья машина вышла в хозяйство.

Две длинные минуты — пауза. Затем голос Анны Егоровны:

— Первый, я доктор. Слушаю.

— Что скажете о раненом?

— Фортуна, товарищ Первый. Он!

— Транспортабелен?

— Он здоровей нас с вами, — сказала Анна Егоровна. — Хитрющий мужик. Притворяется коматозным.

— Не понял. Прием.

— Симулирует глубокую потерю сознания.

— Понятно. Готовьте к транспортировке.

— А его не отдадут, — сказала Анна Егоровна.

— Об этом позаботится Павел, — сказал Зернов. — Конец… Связной, дайте Павла! Прием…

Но, отпустив кнопку микрофона, Зернов опять услышал голос Анны Егоровны:

— Первый! Вы учтите, здесь Иван Ямщиков. Он скандал устроит… Ему на вашего Павла, знаете…