Дом скитальцев

Знаменательным вечером ... июля, когда стало достоверно известно, что Десантники, ушедшие за рубеж, выловлены и еще четыре обезврежены в Москве, руководители служб Центра собрались на совещание. Говоря же начистоту, они собрались, чтобы посидеть вместе и полчаса передохнуть – и кто бы стал их осуждать за это? Первый вечер у них было хорошее настроение. Первый раз за много дней общий любимец Митя Благоволин приготовил на всю компанию свой особенный кофе.

«И очень славно» – как сказала Анна Егоровна. Короткий доклад Ильи Михайловича был выслушан как бы между прочим. Благодушно прихлебывая кофе, он сказал, что с понедельника – а была суббота – детекторы-распознаватели пойдут с конвейера, по сотне штук в сутки. Уже сейчас оперативная служба получила семь портативных детекторов.

Поговорили о том о сем. Операционисты – математики и психологи – обещали к понедельнику закончить график раздачи детекторов оперативным группам. Где-то есть большая вероятность поймать оставшихся Десантников, где-то меньшая.

Зернов попросил еще учесть, что некоторое количество надо будет передать за границу. Операционисты доложили, что это предусмотрено.

Беседовали спокойно, ровно – благодушествовали. И вдруг Митя спросил о Линии девять.

Все притихли. Суровые правила секретности, принятые в Центре, не разрешали спрашивать о делах, находящихся в чужом ведении, а тем более в компетенции начальства. Но таинственная личность Десантника-перебежчика всех интересовала.

Тишина длилась секунду-другую – ровно столько, сколько нужно было Михаилу Тихоновичу на последнюю проверку своего решения: секрет инвертора остается для землян секретом.

Он сказал:

– Иван Кузьмич, говорите? Мы его интернировали на даче, где он и прежде находился. По-моему, с некоторого времени он намеренно путает карты. В чем путает? Утверждает, что послал разведчиков – детей, а они перед окном катаются на велосипедах. Сам видел. Так... Ну и прибор его... – Зернов пошевелил пальцами, – вызывает сомнения.

Благоволин опустил глаза.

«Понимает, – подумал Зернов. – Все понимает и одобряет».

Анна Егоровна, которой очень нравился Зернов, согласно кивала. Большей части специалистов – математикам, врачам, психологам – вопрос об инверторе был не по зубам. Ждали, что скажут кибернетисты. И, разумеется, Илья Михайлович спросил:

– Разве нам не стоило бы ознакомиться с этим прибором, Михаил Тихонович? Одно время и «посредники» числились по разряду «липы».

Зернов улыбнулся:

– Разумеется, Илья Михайлович! Хоть завтра езжайте – Иван Павлович организует машины.

Выезд к Ивану Кузьмичу назначили на послезавтра, поскольку в воскресенье электронщики были заняты на производстве, а Благоволин – на испытательном стенде. Послезавтра они освободятся и займутся Линией девять. И заговорили о другом. Дмитрий Алексеевич сидел, не поднимая глаз. Зернов поглядывал на него и думал: вот уже появилось новое поколение, которое не хочет повторять наши ошибки. Которое не боится верить небывалому и различает небывалое от невозможного, а мы этого не умели. Которое заботится о благе человечества, не путая истинные блага с сиюминутными выгодами.

«Как странно, – думал Зернов, – ведь это наше поколение поняло, что знание может быть опасным. На наших глазах атомная бомба перестала быть секретом одной страны. Потом водородная бомба, и ракетные атомные подводные лодки, и глобальные ракеты. Да, мы поняли, но вчуже, а осознание оставили ему, следующему поколению. Как трудно мне было уговорить себя не накладывать руку на секрет инвертора, этого абсолютного оружия. Убедить себя, что на Земле у нас в сотни раз больше оружия, чем нужно. Что максимум через три года инвертор появится на вооружении всех армий, и вновь установится „равновесие силы“! А Дмитрию это решение ничего бы не стоило. Что же, теперь мы сравнялись, приятель... Ты осмелился принять сотрудничество пришельца, я осмелился отказаться от его оружия. Надеюсь, что послезавтра Илья Михайлович не найдет там инвертора...»

Так думал Зернов, дослушивая соображения своих сотрудников, прощаясь с ними, то здесь, то там вставляя уместное замечание. Он последним вышел из конференц-зала и привычно двинулся в свой кабинет, – приближалась полночь и с ней очередная запись в дневнике.

Загудел внутренний телефон:

– Докладывает узел связи. «Дача» просит соединения.

– Соедините... Дача, первый слушает.

– Товарищ первый, докладывает Кашицын! Учитель просит разрешения переговорить.

Капитан Кашицын был старшим в охране Десантника.

Зернов усмехнулся – представил себе, как Линия девять «просит».

– Да, разрешаю.

Пауза. Затем знакомый голос с наставительной интонацией:

– У аппарата?

– Первый у аппарата, – сказал Зернов.

– М-да, я вас узнал. Итак, приходится прощаться. Ми... – Было слышно, что Кашицын поправляет: «Товарищ первый!» – ... Товарищ первый. М-да. Прощайте, не поминайте лихом, как говорится. Я ухожу, и...

– Не совсем вас понимаю, – мягко перебил Зернов. – Не желаете сказать что-нибудь по делу?

– Дела закончены. Эскадру отзывают. Прощайте.