Дом скитальцев

- «Шестой», пошлите с мальчиком машину... Я – «Первый». Внимание! «Четвертый» –  начать движение!

Колонна бронетранспортеров, растянутая на шоссе, окуталась выхлопами и двинулась наверх – между машинами оцепления.

«Спокойствие! Дорогу машинам, граждане!» – призывали мегафоны. Один за другим транспортеры поднялись на холм, осторожно рассекая  толпу на мелкие группы. Машины доставили следственную комиссию. Вот она приступила к делу – офицеры выскакивают в толпу. Командующий сморщился – дожили. Своих обыскиваем... Он понимал, что иного способа нет и что первым долгом надо изъять таинственное оружие, которое превращает людей в пришельцев. Понимал и морщился все сильней, водя биноклем. Происходящее не укладывалось в сознании. Война без противника. Война, на которой каждый мог оказаться противником. Это было невообразимо. В стеклах проплывали растерянные, иногда озлобленные лица парашютистов. Командующий не имел права объяснять офицерам и солдатам смысл операции. Для всех, кроме командиров батальонов, дивизия проводила карантинное оцепление: Мол, в Тугарине болезнь, эпидемия...

Солнце катилось по самому горизонту, над волнистой грядой холмов. Там, в десятиверстной округе, тоже работали бойцы дивизии – внешнее оцепление перекрывало дороги. Проведя биноклем вдоль шоссе, командующий увидел улицы Тугарина. Дома и деревья дрожали на окулярной сетке. Зеленые машины, казалось, сотрясали улицы. Это был второй кордон. Он рассек городишко по кварталам. Приказ – никого не выпускать за городскую черту, разыскивать предметы непривычного вида...

«Солдаты голодные, – подумал комдив. – Дивизия размазана, как масло по хлебу, на ста квадратных километрах... Надо срочно кормить людей, подавать горючее для машин. И связь еще. Ох уж эта связь!...»

«„Первый“, докладывает „Четвертый“. Операция кончена», – забормотало радио.

Командующий спросил:

- Нашли?

- Никак нет.

- Количество задержанных?

- Триста восемнадцать, без мальчика.

- Вас понял. Штаб – вперед! – приказал комдив.

Штабные машины двинулись на холм. И следующие два часа, как и предыдущие – с четырех часов дня, командующий дирижировал грузовиками, бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами. Кроме своего хозяйства, на руках были триста невинно пострадавших людей. Их допрашивали следователи, но обеспечить комиссию помещениями, связью, конвоем должен был комдив. Правда, Центр помогал. Начхоз непрерывно докладывал: пришли палатки, походные койки, целый госпиталь врачей. Казалось бы, хорошо... Однако вертолеты и транспортные самолеты надо было принимать и разгружать, палатки – ставить, врачей устраивать по кабинетам, и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом свете от передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить... А едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство. Сердце сжималось от тревоги – такой огромный район, это же не полкилограмма гречки перебрать на кашу... По оврагам и перелескам в быстро синеющих сумерках, казалось, уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих. Недаром же здесь их не оказалось... В двадцать два часа комдив прошел на радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения:

«Чтобы муха не пролетела, товарищи!»

Про себя он отметил, что следователи работают энергично. Данные опроса текли шифровками в Центр. Радисты не успели поужинать – котелки стояли у аппаратов нетронутые.

На пути в свой фургон командующий  заглянул в госпиталь, где, кроме нескольких взрослых, помещались два мальчика по тринадцати лет. Алексей Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо, с микрофоном в руке, сидел следователь. Второй мальчик, неопознанный, только что начал дышать без кислородной подушки – вот как его приложило электричеством, беднягу... Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся было в штаб, но его перехватил дежурный офицер:

- Явился местный гражданин и требует свидания со старшим начальником –

только с ним, а со следователями не желает и разговаривать.

- Ну ведите его, ведите. – Комдив остановился на бетонной дорожке.

Из сумрака выдвинулась здоровенная фигура – без пиджака, взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика.

Сумрачный бас проговорил:

- Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. – Он оглянулся на двоих офицеров, неотступно сопровождавших генерала. – Должен поговорить с вами наедине.

- Наедине нельзя, – с тоскливым раздражением сказал командующий. Не имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало.

- Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, – сказал физик.

Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если не считать мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у телескопа, в числе трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда.

- Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят.

- Хорошо. Куда идти? – спросил сумрачно-равнодушный бас.

И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.