Дом Солнц

На этот раз я не сомневался: сигнал от Горечавки.

Я потянулся к пульту, но остановил руку буквально в сантиметре от него. По уму сигнал следовало отклонить, особенно после сказанного Гесперу, но у меня не хватало духу.

– Лихнис, в чем дело?

– Поступил новый сигнал. Он от Горечавки, протоколы свежайшие.

– Опять сигнал бедствия?

– Да.

– Раз здесь нам устроили засаду, разве не логично, что они пойдут с многих кораблей? Уверен, что враги не перехватили ваш сигнал и теперь его не копируют?

– Если у них есть настоящий сигнал Горечавки, зачем начали с подозрительного?

– На этот вопрос ответить не могу, – тихо отозвался Геспер. – Я лишь прошу тебя быть осторожнее. Сообщить новости Портулак?

– Погоди! – Пульта я так и не коснулся. «Лентяй» обнаружил, что у сигнала есть вложение второго уровня – модуляция, которая распознается как аудиовизуальное сообщение.

Коснувшись пульта и вскрыв сообщение, я должен был действовать. А разве мне хотелось этого?

Можно было улететь отсюда и утверждать, что на вторую приманку я не отреагировал, хотя она вызывала больше доверия, чем первая. Видно, враги поняли, что я шаттерлинг Горечавки, и переключились на формат нашей Линии.

– Лихнис, – позвал Геспер, – прости за самоуправство, но я сообщил Портулак о новом сигнале.

Я больше удивился, чем рассердился:

– Я же не просил!

– Мне показалось, что новость крайне важна и утаивать ее неразумно. Теперь Портулак известно, что в этой системе есть некто способный копировать сигналы Горечавок. Некто может оказаться Горечавкой, а может не оказаться. Даже если нас обоих уничтожат, Портулак теперь предупреждена, а значит – вооружена.

Спорить с Геспером не было сил, тем более в глубине души я понимал, что он прав.

– Как она отреагировала?

– Считает, что сигнал разумнее проигнорировать. Свое мнение она отстаивала весьма активно.

Я улыбнулся – «активно отстаивала», это, конечно же, мягко сказано – и велел «Лентяю» вывести аудиовизуальное вложение на плоскую поверхность за дисковой панелью управления.

Появилось женское лицо. Я сразу узнал Волчник, она из нашей Линии.

– Надеюсь, что говорю с Лихнисом, – начала она. – Да, почти уверена, твой корабль с другим не спутаешь. Сколько раз советовала тебе его бросить, а сейчас рада, что ты такой упрямый. Знаю, тебя обстреляли, и очень сочувствую, хотя «Лентяя» заметила лишь тогда. Пожалуйста, не отвечай, пока мы не сблизимся. Я-то увидела тебя с другого конца системы, но сама замаскирована и надеюсь, что этот инфопоток не прослушивают. – Волчник облизала губы, бледные и пересохшие, как у измученного жаждой. В нашей Линии ее считают дурнушкой. Самые яркие черты Горечавок – высокие скулы, разные глаза, чувственный рот – у Волчник выразительными совсем не кажутся. Она стояла у стены, увешанной сенсорами и датчиками, – значит, вещала из своего корабля, – волосы собрала в хвост, такой тугой, что кожа на лбу натянулась как на барабане, и надела сиреневую блузку, обнажавшую одно плечо. – Думаю, о бойне тебе уже известно. Я находилась в латентности, корабль должен был разбудить меня, если что-то пойдет не так. Когда стали палить из «Плюющейся кобры», я поняла, что у нас незваные гости. – Лицо Волчник перекосилось от гнева. – Перебили не всех. На корабле у меня несколько шаттерлингов, которых я подобрала, когда разверзся ад. В системе наверняка прячутся и другие. На борту у меня и пленные, однако с места нам не стронуться – двигатель отказал. Выползти из облака могу, но рано или поздно меня поймают.

– Что я, по-твоему, должен сделать? – чуть слышно спросил я.

Волчник шумно втянула воздух:

– У нас мало времени. Синхросок кончился, девять жизней в стазисе я использовала. Мой корабль умирает – он уже не способен на авторемонт, из всех систем нормально работает лишь генератор защитной оболочки. – Глаза Волчник так и сверлили меня, словно мы играли в гляделки. – Дай знать, что ты получил сообщение. Даже если проигнорируешь его, слегка отклонись от курса. Хочу убедиться, что меня услышали. Если бросишь нас здесь умирать, я должна кое-что сообщить другим шаттерлингам. Я упомянула пленных. Овсяница не знал о них, значит и ты знать не можешь. Одного мы раскололи. Его зовут Синюшка, он паршивая овца из Линии Марцеллин. Вот откуда у врага гомункулярные пушки. Однако Марцеллинов винить не спеши, – кажется, Синюшка с приятелями действовали без их ведома. Не знаю, как отреагируешь, если ты настоящий Лихнис, но Синюшка твердит, что в бойне виноват ты. Нет, не так. – Волчник с досадой покачала головой. – Не виноват, а совершил невинный поступок, который привел к бойне. Нарочно или случайно, но спровоцировал ее ты.

– Как я мог ее спровоцировать? Как, если отродясь здесь не был? – ошеломленно вопрошал я.

Я переслал сообщение Портулак – пусть услышит про Марцеллинов и про мое якобы отношение к бойне – и тотчас, не дожидаясь ответа, стал поворачивать. Через пару секунд мой маневр повторил Геспер. Чтобы обогнать «Лентяя», он несся во весь опор. Небось под пять тысяч «же» ускорялся, не представляю, какой амортизатор тут справился бы.

Волчник ответила быстро: