Дом среди сосен

— Сергей, почему молчишь? Что у тебя стряслось?

— Небольшая заминка. Теперь уже все в порядке. — Шмелев говорил это, а мутные, остановившиеся глаза связиста стояли перед его глазами.

— Видишь что-нибудь? — спрашивал Обушенко.

— Рано же еще. Потерпи. Семь минут в резерве. У тебя связь с ними есть?

— Потянули нитку. И молчат. Ох, Сергей, чует мое сердце...

Шмелев провел рукавицей перед глазами.

— Оставь психологию. — Тусклые глаза мертвого все еще стояли перед ним, он разозлился и стал кричать в трубку: — Возьми себя в руки. Не валяй дурака! — Застывшие мертвые глаза медленно, будто нехотя, погасли и больше не возвращались.

— Зачем кричишь? Я с тобой на откровенность. Чует мое сердце.

Шмелев положил трубку, приподнялся на локтях. Синяя мгла висела над озером, и лед казался синим. Ракеты рассекали плотный синий мрак над деревней, а левее ее, куда смотрел Шмелев, ракет почти не было. Но они должны были загореться там, когда пройдут оставшиеся семь или шесть минут.

Часто дыша, Плотников упал рядом.

— Там генерал. Будешь говорить с ним?

Шмелев вскочил и побежал по синему льду. Он бежал и чувствовал, как согревается на бегу. Пулемет выпустил наугад длинную очередь, и она прошла далеко в стороне. Командующий армией был на приеме.

— Говорит первый. Где Клюев?

— Докладывает Шмелев. Клюев ушел вперед.

— Доложите обстановку. Только не вздумайте докладывать, что вы все еще лежите там же.

— Докладываю, товарищ первый. Мы идем вперед. Мне трудно передать открытым текстом. Я иду здесь, а Клюев идет там. Вы понимаете меня? Здесь и там. Я и Клюев. Мы идем вместе. Он ближе к вам. Он там, а я здесь. Как поняли меня? Перехожу на прием.

— Я — Марс. Беру перерыв одну минуту. Буду смотреть на карте. Стойте на приеме.

— Стою на приеме.

Этот план предложил Клюев. Неподалеку от Устрикова в озеро впадала речка Псижа с невысокими обрывистыми берегами. Клюев решил использовать это естественное укрытие и предложил послать роту автоматчиков в обход, чтобы обойти Устриково с фланга и нанести по деревне одновременный двойной удар — со льда и со стороны Псижи.

Фронтальная атака не удалась, значит, необходим маневр. Ничего другого на плоском ледяном поле нельзя было придумать.

Двадцать минут назад связные вернулись и доложили, что роте удалось скрытно войти в устье Псижи, однако глубокий снег задерживает продвижение. Теперь оставалось только ждать сигнала — три красные и три зеленые ракеты, — который должен был поступить оттуда, как только рота, пошедшая в обход, достигнет рубежа атаки.

Шмелев сел на лед и смотрел туда. Черно-синяя полоса берега разделяла лед и небо.

В трубке зазвучал голос командующего.

— Я — Марс. Понял вашу идею. Придумано неплохо. Буду ждать результата. И учтите, Шмелев, я помню все, что вы мне сказали. Я буду помнить до тех пор, пока вы не возьмете берег.

— Понял вас. Разрешите взять перерыв?

Шмелев еще держал трубку в руках, когда влево от Устрикова, за берегом, приглушенно и далеко заговорили пулеметы.

— Ракеты! — крикнул он, бросая трубку.

— Где стреляют? — удивленно сказал Плотников. — Им еще метров пятьсот до исходного...

За черным срезом берега начали быстро взлетать ракеты: одна, три, пять, десятки ракет — желтые, зеленые, синие — и ни одной красной. Они поднимались и сходились в одной точке — словно яркий полосатый шатер повис там, за берегом.

Шмелев уже бежал по льду. На секунду ему послышалось, что стрельба утихает, но трескотня пулеметов стала еще громче, и, заглушая пулеметы, гулко заработала автоматическая пушка.

Он упал грудью на телефон и закричал:

— Обушенко, Обушенко. Где ты?

— Чего орешь? И так слышу, — ответил Обушенко. — Хана!

— Что там? Ты ближе. Что ты видишь?

А полосатый разноцветный шатер стоял за черным срезом берега, и пулеметы били без устали. Шмелев бросил трубку и побежал. Огненный шатер прыгал перед глазами, отблески ракет ложились на лед. Связные с трудом поспевали за ним. Он услышал далекий тоскующий голос и побежал еще быстрее, чтобы убежать от этого исступленного заунывного зова, а голос преследовал его по пятам и сулил беду.