Дом Судьбы

Тея подается вперед:

– Тогда расскажи мне что‐нибудь о дяде. Ты видела, как он утонул?

Корнелия теребит завязки сумочки. На лице ее сердитое выражение, но Тея не сдается:

– Видел хоть кто‐нибудь?

Корнелия прикусывает губу.

– Это совершенно неподобающий дню рождения разговор.

– Я знаю, кем он был, – шепчет Тея.

Корнелия поднимает руку, медленно касается щеки Теи. Ее ладонь прохладная и тонкая, и это внезапное ощущение заставляет Тею встретиться со своей старой нянюшкой взглядом.

– Он был мужчиной, – говорит Корнелия. – Он любил свою семью. Люди его уважали. И мы упорно трудимся, чтобы вернуть себе былое уважение. Мы больше не живем в страхе и стыде, ведь твои отец и тетушка изгнали этих чертенят.

– Обхаживая таких, как Клара Саррагон? – кривит губы Тея.

Корнелия пожимает плечами:

– Мы делаем то, что должны. В таком городе, как этот, репутация важна.

– Тогда почему мы живем в таком городе?

– Потому что в мире больше негде жить.

Тея вздыхает:

– Корнелия, как ты могла просидеть со мной весь спектакль, глядя на декорации тропиков, лондонских улиц, парижского дворца, – и говорить, что в этом мире нет больше места, где женщина могла бы снять шляпу и устроить дом?

– Лондон полон грязи, – отвечает Корнелия. – А Париж и того хуже.

– Но почему все должно зависеть от того, что о нас думают такие, как Клара Саррагон? – возмущается Тея. – У нее нет таланта. Я ее не уважаю. Она богата, вот и все.

Тея обводит ладонью пустые места.

– Саррагон никогда не сумеет собрать полный театр. Она не Ребекка Босман. У нее нет души.

– Душа есть у каждого.

– Она не способна вызвать любовь. Она ничего не может мне предложить.

Но Корнелия привыкла к подобным вспышкам, им ее с толку не сбить.

– Тея, ты все равно пойдешь на бал. Никакие речи в мой адрес этого не изменят. И я не думаю, что Клара Саррагон ищет твоей любви. Она ведает властью и деньгами, и, по словам твоей тетушки, приличные девушки города преуспевают под ее покровительством.

– Приличные девушки города, – презрительно повторяет Тея. – Я хорошо их знаю.

Корнелия отводит взгляд. Она тоже их знает – девушек с белыми шейками и розовыми щечками, учениц школы, которую Тея посещала до двенадцати лет. Трудно отыскать среди них ту, что сблизилась бы с Теей.

– Тея, – произносит Корнелия. – Нам пора домой.

– Еще полным-полно времени. Я обещала Ребекке, что навещу ее за кулисами. Она велела мне заскочить в следующий раз, как я сюда приду.

Корнелия вздыхает. Она не любит нарушенных обещаний, и Тея это знает.

– Тогда я тоже схожу.

– Тебе не обязательно.

Корнелия поднимается на ноги, расправляет юбки.

– А может, мне хочется познакомиться со знаменитой актрисой? Увидеть, какая она вблизи?

– Мы не в зверинце.

В свободные дни Корнелию часто можно встретить в зверинце Синего Джона на Кловенирсбургвал, где она любит побродить со стаканом пива и закуской, разглядывая потерянных на вид птиц и животных самых необычных форм и размеров из Америк и Индий, которые добираются оттуда едва живыми. Корнелия фыркает:

– Осмелюсь сказать, что она далеко не так интересна, как морской конек, которого я видела на Рождество.

– Это мы еще посмотрим, – говорит Тея.

* * *

Полгода назад, теплым июльским днем, Тея посетила спектакль «Фарс о Пираме и Фисбе». Все представление у нее кружилась голова от хохота, радость бурлила внутри, выплескиваясь в зал. Ребекка играла богиню-охотницу Диану, и серебряная луна на ее голове была такой огромной, что Тея поражалась, какой же силой она держится. После, когда девушка не спешила уходить, не желая возвращаться в мрачную атмосферу дома на Херенграхт, и слонялась по переднему двору Схаубурга, ей встретилась Ребекка Босман собственной персоной.

– Вы были так чудесны, мадам, – произнесла Тея. Желание высказаться захлестнуло ее с головой, иного шанса могло и не представиться. – Ваша речь к влюбленным – лучшее исполнение из всех, что мне довелось увидеть.

Ребекка, уже не в наряде охотницы, но все еще сохраняя нечто от того, другого мира, обернулась и окинула взглядом Тею: девушку, которая была не похожа на тех, кто приходил распускать перышки в ложах и, хихикая, наблюдать за остальными горожанами.

– Вы уже видели ее раньше?

– Несколько раз, – ответила Тея, еще более взволнованная теперь, когда богиня остановилась побеседовать. – Но другим не удается сыграть достаточно правдоподобно. Роль Дианы, должно быть, нелегка. Я хочу сказать… для вас это, конечно, несложно… но если пытаться донести такую разницу, не всегда выходит.

В глазах Ребекки загорелся веселый огонек.

– Ваше имя, мадам? – спросила она.

Никто еще никогда не называл Тею «мадам».

– Я Тея Брандт, – представилась она, сделав глубокий реверанс.

– А я Ребекка.

– Я знаю.

Ребекка спросила, пришла ли Тея в Схаубург одна, и восторг девушки сменился смущением.

– Да, – ответила она, уставившись себе под ноги. – Я бы пришла с подругой, но…

– О, я всегда хожу в театр одна, – продолжила Ребекка. – Несколько часов наедине с собой. Вы совершенно правы.

– Да? Я должна была отправиться на рыбный рынок.

– Уверена, треска поймет.