Дом Судьбы

– Нет, если ей придется есть пуфферты рядом с лужей рвоты.

Лукас, их желтоглазый бог объедков, возмущенно мяукает.

– Цветочек, – вмешивается отец Теи, – позволь Лукасу позавтракать раздетым. Позволь, пусть. Может, он приоденется к ужину.

– Нет в вас чувства праздника, – парирует Корнелия. – Коту воротник нравится.

Привычный ритм их голосов – а другого Тея, в общем‐то, почти и не знает. Она закрывает глаза. Раньше она любила слушать Корнелию, тетю Неллу, отца, сидеть у их ног или вешаться им на шею, чтобы они обожали ее и ласкали, тискали, дразнили. Но нынче ее интересует совсем другая музыка, и не им на шею она хочет броситься. И этот разговор о том, стоит ли их огромному коту надеть воротничок, вызывает у Теи острое желание оказаться где‐нибудь в другом месте. Оказаться подальше от них и начать собственную жизнь, потому что никто из них не знает, каково это – быть восемнадцатилетней.

Она делает глубокий вдох, затем выдох и входит в гостиную. Все члены семьи как один поворачиваются к ней, их глаза загораются. К ногам Теи подбегает Лукас, изящный, несмотря на размеры. Окна, как она и предполагала, украшены бумажными гирляндами. Как и Тея, все до сих пор в ночных рубашках – еще одна праздничная традиция, – и ей отвратительно видеть очертания их старых тел. Стоит признать, тетя Нелла в свои тридцать семь выглядит довольно неплохо, но вот отцу уже сорок один, а мужчина в сорок один должен спускаться к завтраку не иначе как полностью одетым. У Корнелии такие широкие бедра – неужели ее совсем не смущает, что сорочка просвечивает? «Мне было бы стыдно, – думает Тея, – ни за что не позволю своему телу так болтаться». И все же они ничего не могут с этим поделать. Корнелия все время повторяет: «Ты стареешь, у тебя раздаются бедра, а потом ты умираешь». Но Тея будет как Ребекка Босман, способная влезть в одежду, которую носила еще в возрасте Теи. «Секрет, – говорит Ребекка, – заключается в том, чтобы как можно быстрее проходить мимо всякой пекарни». Корнелия бы на такое не согласилась.

– С днем рождения, Тыковка! – сияет Корнелия.

– Спасибо, – благодарит Тея, стараясь не морщиться от прозвища.

Она подхватывает Лукаса на руки и идет к остальным, собравшимся на ковре.

– Такая высокая! – говорит отец. – Когда же ты перестанешь расти? Никак за тобой не угонюсь.

– Папа, я такая уже два года.

Он заключает ее в долгие объятия.

– Ты идеальна.

– Наша Тея, – говорит тетя.

Тея встречается с ней взглядом и отпускает Лукаса. Тетя Нелла пытается удержать отца от чрезмерной похвалы. Тетя Нелла всегда первой находит недостатки.

– Давайте есть, – говорит Корнелия. – Лукас, не смей…

Котяра, без воротничка и ничем не обремененный, уже сжимает в зубах кусочек яйца. С ним он и убегает в угол, демонстрируя пышные меховые панталоны песочного цвета. Амстердамцы, как правило, не любят держать дома животных, опасаясь, что их свежевымытые полы запятнают отпечатки лап, в чистых углах будет появляться помет, а мебель окажется зверски изодрана. Но Лукасу безразлично общественное мнение. Он знает, что он идеален, и он – источник утешения для Теи.

– Самое жадное создание на всем Херенграхте, – ворчит тетя Нелла. – Мышей ловить отказывается, а вот завтрак наш слопает с удовольствием.

– Оставь его, – говорит Тея.

– Тыковка, – зовет Корнелия. – А вот и пуфферты в честь твоего дня рождения.

На крошечных булочках написано имя – ТЕЯ БРАНДТ.

– Есть розовый сироп или, если хочешь к ним чего‐нибудь послаще…

– Нет-нет, этого достаточно. Спасибо. – Тея садится на ковер, поджимает под себя ноги и быстро, один за другим, отправляет в рот пару пуффертов.

– Помедленнее! – укоряет ее Корнелия. – Отто, булочку с маслом и яйцом?

– Пожалуй, – отзывается тот. – Мои колени не переживут ковра. Я посижу на стуле, если никто не возражает.

– Тебе же не восемьдесят, – фыркает тетя Нелла, но отец Теи пропускает ее слова мимо ушей.

Женщины устраиваются на ковре. Тея чувствует себя нелепо – хорошо, что никто с улицы не заглянет в окна.

– Глоточек вина? – предлагает ей тетя Нелла.

Тея выпрямляется, поставив тарелку на колено.

– Правда?

– Тебе восемнадцать. Уже не ребенок. Держи. – Тетушка протягивает ей маленький бокал.

– Вино из Мадейры, – добавляет отец. – У нас в Ост-Индской компании нашелся неучтенный бочонок, отдавали за полцены.

– И слава богу, что нашелся, – вторит тетушка. – Мы не можем вот так взять и покупать мадеру бочонками.

На лице отца мелькает раздражение, и тетя Нелла краснеет, уставившись на завитки коврового орнамента.

– Давайте поднимем тост, – продолжает отец. – За нашу Тею. Пусть она всегда будет в добром здравии…

– Сыта, – подхватывает Корнелия.

– И счастлива, – подсказывает Тея.

– И счастлива, – повторяет тетушка.

Тея глотает вино, что прокатывается горячей дорожкой к желудку и взрывается там теплом, придавая ей смелости.

– Каким он был, – спрашивает она, – день моего рождения?

На ковре тишина, на стуле тишина. Корнелия берет еще один пуфферт и накладывает сверху болтунью.

– Ну? – не отстает Тея. – Вы все там были.

Тетя Нелла переглядывается с отцом Теи.