Дом там, где твое сердце

– Ну как, ты готова? – Марис просунул голову с галереи в окно столовой, где Элиза сидела за ранним завтраком, всё ещё зевая.

– Конечно, нет, – девушка потянулась всем телом и обреченно закрыла глаза. – Почему уроки верховой езды должны начинаться в шесть утра? Кто это придумал?

– Ленивица, – Марис с сожалением смотрел на неё. – Ты же совсем не умеешь ездить на лошади и вчера едва не свалилась вниз, как только я подсадил тебя.

– Мне такое развлечение ни к чему. Крестьяне работают на лошадях, если они могут себе их позволить, а не катаются для своего удовольствия. Особенно это касается девочек.

– Забудь о том времени, когда ты полола грядки, моя красавица. Тебя ждёт Париж, а женщины из высшего общества умеют ездить верхом. Так что давай, поднимай свою прелестную попку! Лошади уже заждались.

– Ты тоже сядешь на лошадь? – Элиза послушно выполнила его команду.

Марис помог ей покинуть столовую через окно – дверь открывалась в глубину дома, и выход через неё отнял бы пять или десять минут драгоценного времени. А также предоставил бы Элизе замечательную возможность спрятаться у себя в комнате, избегая урока верховой езды.

Спускаясь с галереи по лестнице, девушка отчаянно зевала.

– Может быть, позже, а? – стенала она.

Омар Лалие был неумолим.

– Нет, не может. Позднее двор понадобится прислуге для выполнения домашних работ. Люди будут бегать и мешаться. А ехать с тобой в лес небезопасно. Тебе может прийти в голову отправиться в путешествие, болтаясь на спине лошади, словно плохо привязанное седло.

– Хочешь сказать, что я вообще ни на что не гожусь? Хочешь, да?! – Элиза вырвала у него свою руку и побежала к распахнутым дверям конюшни.

– Эй, Лиз, поаккуратнее там! Ты меня слышишь?

Сделав один-единственный шаг в глубь конюшни, Элиза остановилась. Как обычно, её моментально начало тошнить от страха и запахов.

– Ты их боишься! – догадался Марис по выражению её лица. Сам он выглядел счастливым и довольным, и даже нисколько не запыхался. – Боишься этих маленьких милых лошадок!

– Да уж, – язвительным, хотя и дрожащим голосом отозвалась Лиз, – и милые, и маленькие…

Но прогресс, тем не менее, был. Они занимались каждое утро в течение двух недель. Когда Марис увидел, что Элиза уже освоилась на лошади, а смирная серая лошадка, чья любовь ежеутренне подпитывалась яблоками и морковью из рук Лиз, не сопротивляется её иногда противоречивым командам, он перестал ходить по двору пешком и тоже сел на лошадь. Его конь был сильнее и агрессивнее, открыто проявлял симпатию к кобылке Лиз, у которой вскоре должна была начаться течка, и поэтому управлять им было непросто.

В это утро Малик опять укусил Дирху за ляжку, слегка сжав зубы. По счастью, Элиза не успела сесть в седло, зато нелегко пришлось самому Марису, когда он пытался усмирить разыгравшегося претендента.

– С завтрашнего дня нам придётся прервать занятия. Я 6ы сменил лошадь для одного из нас, но ты не справишься с жеребцом, а я не привык ездить на кобылах.

– Не понимаю, что случилось, – Элиза тревожным взглядом наблюдала за поведением своей любимицы и рыжеватого Малика. – Они ведь так дружили…

Марис громко захохотал, запрокинув голову и напугав лошадей снова.

– Не понимаешь? – губы его подёргивались в улыбке, когда тыльной стороной ладони он вытирал слёзы с глаз.

Лиз растерянно пожала плечами.

– О, Аллах! – Марис слегка задыхался. – С беднягой Маликом происходит то же самое, что и со мной, когда я подхожу к тебе слишком близко, глупышка. Я тоже порой готов рыть копытами землю и выпускать из ноздрей огонь.

– Это лишь доказывает твою ненормальность, – Лиз покраснела и нахмурилась, но Марис подозревал, что она так ничего и не поняла.

– Ладно, поехали, – взяв за повод, он подвел Дирху к большому камню, с которого обычно садилась Элиза. Малик потянулся за подругой вслед, но он был привязан к забору, и далеко не ушёл.

– Сегодня мы поедем покататься, – Марис открыл ворота и медленно направился к своему коню.

Это была возможность обрести свободу. Свободу от мыслей, хочет она или не хочет искушения и ласк, сражаться год с этим человеком или остаться с ним навсегда. Элиза ударила Дирху по бокам обеими ногами.

– Давай, моя девочка! – горячо прошептала она.

Поняв, чего от неё хотят, Дирха дала. Миновав раскрытые ворота, она сразу взяла в галоп. Крик Мариса позади растаял в свисте ветра в ушах Элизы. И она, и Дирха под нею обе бежали от ненавистной тирании мужчин, и вкладывали в эту попытку все силы.

Омар Лалие не без восхищения проводил глазами тоненькую фигурку, прижавшуюся почти горизонтально к серой гриве кобылы. Он не любил смирения в женщинах, оно означало или зреющий бунт, или тупость и апатию. Он даст ей фору в пять минут. Пусть Лиз покажется, что она свободна.

Рука Мариса погладила жёсткую, выцветшую на солнце гриву Малика. Жеребец волновался.

– Что, малыш, ты тоже неравнодушен к одной из этих красоток? – пробормотал Марис.

Малик поднял голову, прислушиваясь к звукам его голоса, и тихонько заржал.