Дом там, где твое сердце

Она провела с этими женщинами три с половиной часа, пока за окнами солнце не начало склоняться к линии горизонта, а Низель с Федой не устали показывать и говорить. Глядя в насмешливые глаза арабки, Лиз упорно молчала, в глубине души рыдая над своей загубленной жизнью. Что принесёт ей этот вечер, кроме новых мучений, о какой мести Аделаиде может идти речь, если по этикету она не может сделать и шагу вперёд мужа, не может и рта раскрыть без его разрешения. Упаси её Аллах хотя бы на сантиметр приподнять краешек чадры при постороннем мужчине, и скандал будет немыслимый, если она решится заговорить с даже представленным ей гостем. В присутствии мужа она не должна садиться, даже если он разрешает ей, иначе всем станет понятно, что она его не уважает; а угадывать его желания супруге полагается за полминуты до того, как они будут высказаны вслух или сделан соответствующий жест, и она должна опередить служанку с исполнением этого пожелания. Гость – вообще особа священная в восточном доме, и хозяин ни в коем случае не может отказать его просьбе, даже когда тот желает, чтобы ему прислуживала хозяйка дома. В целом, как поняла Элиза, женщина на Востоке ценится гораздо ниже хорошей лошади или старинного оружия, и арабок подобное положение дел нисколько не возмущает, а скорее наоборот. Впрочем, чему тут удивляться, горько думала Лиз, если вспомнить, как легко избавилась от неё в её собственной стране Лаймен Стронберг. Она продала её! Продала этим надменным, противным Лалие, для которых рабство ещё живо во всех его проявлениях.

Двери на женскую половину распахнулись от удара по ним ногой. Темнокожие служанки отчаянно завизжали, разбегаясь, Низель и Феда тоже поспешили, укрыв лицо краем накидки, скрыться во внутренних покоях. Голе-Мохтар только удобнее оперлась о подушку, сонными тёмными глазами глядя на непрошеного посетителя. Голос её был холодно-равнодушен:

– Когда ты собираешься начать учиться достойному наследника поведению, Омар?

– Вас только вот не спросил, матушка, – огрызнулось приёмное дитя.

– Женщина ещё не готова. Уходи, я скоро пришлю её к тебе.

– Зато гости готовы, госпожа. Когда дым затуманивает тебе разум, ты забываешь следить за временем, – вцепившись в тонкие руки, он развернул Элизу лицом к себе, бесцеремонно откинул чадру, разглядывая её. – Ты говоришь, она не готова? Не думаю. Аллах велик, и он не позволил тебе измазать её лицо красками, которые требуются тебе, но не должны губить нежную свежесть моей наречённой. И так, я полагаю, ты успела немало яда излить в её чистую душу. Займись собой, женщина, мой господин Хусейн пришлёт за тобой служанку через четверть часа. Феризат, пойдём, гости ждут нас!

Омар Лалие, не оглядываясь, быстро направился к выходу. Элиза мелко засеменила, туго спеленатая метрами ткани, за ним следом.

– Мой господин, я… я хотела бы изменить своё решение…

Слабый плаксивый голосок так не вязался в его сознании с привычной этой женщине решительностью и силой, что он резко остановился, и Лиз почти уткнулась лицом в его спину.

– Что? – тупо переспросил он.

– Я передумала, – уже с некоторым раздражением в голосе повторила Лиз.

– Насчёт чего?

– Я не хочу идти на этот вечер.

– Поздно, – словно отрезал Омар Лалие. – Ты обещала выполнить роль хозяйки.

– Но там же будет присутствовать госпожа бен-Шаккум, – робко напомнила ему Элиза.

– Голе-Мохтар не то, – смуглолицый мужчина досадливо сморщился, а затем ослепительно ей улыбнулся. – Я не могу ею похвастаться перед гостями, она – собственность моего отца.

– Приёмного отца, – почти прошептала Элиза.

– Откуда ты знаешь? – ухватив девушку за белую прядь волос, Омар Лалие заставил её смотреть ему прямо в лицо. – Но, в общем, это ерунда, всё равно тебя рано или поздно кто-нибудь просветил бы на этот счёт. А если тебя волнует моё право наследования, – он лишь улыбнулся в ответ на возмущённый возглас Элизы, – то оно бесспорно. Кроме того, моё личное достояние весьма велико, чтобы купать свою жену в роскоши. Единственную жену, – подчеркнул араб голосом. – На тебе я готов жениться по европейским обычаям.

– Значит, если у господина Хусейна будет ребёнок, – Лиз ловко уклонилась от поцелуя, – ты многое потеряешь?

– Наверное, – Омар вмиг стал серьёзен. – Только это не имеет значения для меня: я привязан к Хусейну Лалие, я знаю, как он страдает из-за отсутствия у него детей, и я очень хочу, чтобы одна из его супруг родила ему сына. Но пока у него есть только я, – он красноречиво развёл ладонями и вернулся к облюбованной им теме. – Мою жену он назовёт своей дочерью и осыплет её дорогими подарками, она сможет добиться от него всего, чего захочет.