Дом там, где ты

— Вы, Алиса Сигизмундовна, возможно не обоняете этих прелестей, покосился старик на селедочные объедки, — а я вот, к несчастью своему, вынужден вдыхать своеобразное э-э-э… амбре, и несколько часов такого счастья мне не выдержать! Годы не те-с, да-с.

— Невежливо с Вашей стороны, Себастьен, лишний раз напоминать мне о моей несостоятельности, — обиженно откликнулся голос. — Если бы я не знала Вас столько лет, друг мой, то вынуждена была бы заключить, что Вы дурно воспитаны. И потом, это издержки, о которых мы были загодя предупреждены. И сами согласились на такую жизнь, никто нас сюда за уши не тянул. Как это говорили мужички? — назвался трюфелем, полезай в ридикюль.

— Алиса Сигизмундовна, — укоризненно молвил старик, — окститесь.

Когда это такое было, чтобы мужички так говорили? Они же о трюфелях слыхом не слыхивали.

— Только не делайте из меня склеротичку, Себастьен, — вскипел голос.

— Ваши мужички, может, и не говорили так, а мои говорили. Я же помню. Я просто прекрасно помню, вот как сейчас. Я бы поделилась своими воспоминаниями, но Вы ведь меня откровенно игнорируете. Вот и теперь, вот даже сию секунду — иг-но-ри-ру-ете! О чем Вы думаете, Себастьен? Себастье-ен! Ау!

— А? Что?! — вздрогнул старик. — Простите, голубушка. Ушел в себя, как оказалось — слишком глубоко. И Боболониус куда-то запропастился… Вам не видно, где он, этот негодник? И где все остальные?

— Не уходите от ответа, скверный мальчишка, — в голосе явственно послышалась усмешка. — О чем мечтали?

— Скорее уж наоборот — ужасался. Как однако цепко держатся за людской разум и душу эти разрушительные мысли. Смотрите, который час подряд в доме разруха — такое впечатление, что нас тут и в помине нет.

— Обойдется, — ответила на это Алиса Сигизмундовна. — Не впервой.

— Не впервой, но заметьте, какая сила воздействия. Или взять, скажем, этих, вчерашних посетителей. Зачем, ну сами подумайте, зачем человеку такая куча одинаковых, аляповатых, безвкусных тряпок, да еще и плотно запакованных? И зачем человеку, скажите на милость, двадцать ковров, СВЕРНУТЫХ В РУЛОН?!

— Не задавайте риторических вопросов, — сердито откликнулась старуха. — Ну, не представляют они себе другой жизни, что уж теперь-то… Наше дело — ждать, а вот критиковать и сокрушаться о никчемности и тщетности всего сущего — это уже не наше дело. И увольте меня, увольте от этих ваших психологических экзерсисов.

Потом, Вы же не можете не признать, что подобная реакция — лучшая защита от нежелательных компаньонов, можно сказать, наш страховой полис. Заметьте, Себастьен: ни один из них не пожелал остаться здесь ни на секунду, ни один не выдержал воплощенного себя. Даже странно, насколько люди не выносят свой собственный внутренний мир — так и норовят дать деру куда подальше. А от себя не убежишь — это еще древние заметили. Каждый носит свой ад в себе.

— Так-то оно так, — с сомнением покачал головой Себастьян. — Только мне их персональные ады порядком надоели — сплошной мусор, обломки, дурной запах, и ничего конкретного. Или кучи бесполезных и дешевых вещей — зато много и все мое. Мелкое пекло, суетливое, отвратительное. Не страшное, а именно что отвратительное.

— Вы, Себастьен, совершенно ополоумели. Что ж Вы придираетесь ко всему? А ну попадется вам истинное пекло, подлинный ужас — что тогда? Не стоит даже надеяться, что мы выкарабкаемся.

— Я и не надеюсь. Я надеюсь на то, что человек, носящий в себе тот ужас, о котором Вы только что упоминали, на мое объявление не откликнется. Ему не до того.

— Я не суеверна, — важно произнесла старуха, — Вы знаете, насколько я не суеверна, но все же сделайте одолжение — постучите по чему-нибудь деревянному.

— Стучу-стучу, — лукаво усмехнулся старик. И действительно три раза стукнул согнутым пальцем по какой-то неструганой доске.

— Вот так-то лучше, — в голосе Алисы Сигизмундовны явственно послышалась усмешка.

— Беррр… Безр… Бурр…

— Алиса Сигизмундовна!

— Что?!

— Что «буррр»?

— Господь с Вами, Себастьен. Это не я говорю. Помилуйте, как можно было предположить, чтобы женщина моего возраста и моего происхождения позволила себе говорить «бурр»?

— А кто же это?

— Видимо, Гораций, голубчик. Вы совершенно забыли и о Горации, и о Боболониусе, и о Фофане. Я не говорю о нашем непостижимом Христофоре Колумбовиче. И я тоже хороша — болтаю тут с Вами, а о наших друзьях не думаю.

— Алиса Сигизмундовна! Я же сию секунду спрашивал…

— Спросить каждый может.

— Бурр… Безбр…. Безз… буррр.

— О! Вот опять! — воскликнул Себастьян. — Да где же это? Откуда звуки, Алиса Сигизмундовна?!

— Из-под того завала, воон там, да-да, именно там… нет, чуть правее…