Дом толерантности

– Кто ж вам разрешит ее показать? – Николай Степанович говорил уже спокойно, растягивая слова, наливая в бокалы гостям остатки вина. – Хотя послушать ее песни будет не вредно. Ты принеси записи на телевидение, дай послушать коллегам… Авось, что и получится, и мне придется менять мнение о вашей профессии. А сейчас выпьем за наше семейное событие, за Машу… Если бы вы знали, сколько экспедиций мы с ней одолели?! И каких? В тайге, в снегах, в болотах….

– Николай?! – оборвала речь хозяина Ольга Владимировна. – Ближе к делу.

– Пожелать хочу Маше в присутствии журналистов, чтобы ее таланту никакое телевидение не помешало прорваться к людям, – сказал сбивчиво и высокопарно Николай Степанович, понимая, что пора переводить разговор на другую, более житейскую тему. – Талант, дочка, должен служить людям. И народ должен понимать тебя без всяких слов и переводов.

Допив шампанское, Ольга Владимировна стала хозяйничать за столом. Она начала угощать молодежь кусочками пышного торта и приставать к ним со своими расспросами о делах и планах.

Слушать ребят о том, как они проводят время на зажигательных дискотеках, или кому какая крутая иномарка нравится, Николаю Степановичу было скучно. Для приличия он некоторое время поддерживал разговор короткими ремарками и замечаниями, затем молча, исподлобья, глотая маленькими порциями зеленый чай, стал беспристрастно наблюдать за каждым держащим речь. Анзор говорил отрывисто, весело, порой с горячей живостью, то и дело махал руками, забывая про вилку в руке… Маша осторожно хватала его руку и опускала ее на стол. Он продолжал хвалить старенький «мерседес», на котором ему удалось развить бешеную скорость и скрыться на опасном вираже от какого-то высокого начальника в погонах. Его порывистые движения плохо вязались с напускной веселостью… Лизе захотелось поделиться воспоминаниями о своём падении с горы на Камчатке. Николай Степанович тоже помнил ту грустную историю. Дочь поскользнулась и, полетев вниз, захватила его, а он в свою очередь потащил за собой жену, карабкающуюся в самом низу. Они тогда ворохом свалились друг на дружку. Но «напужались», как вымолвила только что Лиза, не самого падения, а попадания в речку, которая струилась рядом лениво-журча и сохраняя вдоль гряды гор свое живое движение. Очередь дошла и до Машиных рассказов. Но она с несвойственным ей гордым высокомерием начала мечтать вслух, чем займется в Болгарии. Тут в ее разговор вклинился Валерий. Судя по его рассказам, он хорошо представлял и географию, и историю живописной славянской страны. Эти рассказы немного подняли настроение Николаю Степановичу. Высокая степень откровенности Валерия позволяла предположить, что все его суждения и знания носили основательный характер.

Затянувшиеся скучноватые наблюдения хозяина дома прервались, к его радости, громким звонком в дверь. Ольга Владимировна впустила в квартиру Ивана Никодимыча. Но не успел Николай Степанович возрадоваться его появлению, возможности пообщаться на близкие и понятные взрослому поколению темы, как старик попятился назад. Это потом стало понятно, почему у соседа поскучнело и вытянулось лицо, и он быстро отступил. Ему неприятно было видеть за столом ненавистного Анзора.

– Ой, я не вовремя пришел, – заявил Иван Никодимыч. – Пойду, пожалуй…

– Проходите-проходите, – настойчиво затараторила хозяйка.

– Нет-нет, – вторил ей так же упрямо старик.

– Да раз зашли, то присядьте на минутку.

– Нет, пойду…

– На минутку. Я прошу вас.

– Потом как-нибудь.

– Что ж вы так упрямитесь! У нас никакой не праздник. Маша конкурс выиграла, вот и поздравляем.

– Я и говорю – не вовремя. Потом зайду.

Иван Никодимыч ушел, слегка хлопнув дверью. Николай Степанович догадался о причинах скорого ухода. Хотел посмотреть на Анзора, как тот отреагировал на таинственный демарш старика. Но не успел…

Через минуту в дверь снова позвонили. Ольга Владимировна подошла к двери. Николай Степанович услышал тихий, ворковатый голос Ивана Никодимыча:

– Скажи своему, пусть ко мне сейчас зайдет… Разговор есть. Посоветоваться мне с ним надо.

– Хорошо. Сейчас он выйдет.

Ольга Владимировна передала мужу на ухо просьбу соседа. Николай Степанович сделал пару глотков чая, ещё чуть помедлил, думая о чём-то своём, и тихо вышел из квартиры. На лестничной площадке его никто не ждал. Зато дверь к соседу была приоткрыта. Он тут же юркнул в эту широкую прорезь.

– Угощать самогоном не буду, – сказал полушутя-полусерьезно Иван Никодимыч, стоя в коридоре, у стены с зажжённым бра на стене. – Самому пригодится. А этого типа ты зря привечаешь. Сколько тебя можно предупреждать?!

Николай Степанович понял, о каком «типе» идет речь, потому не переспрашивал, а молча прошел за соседом в большую комнату.

Они сели на диван. Старик был в простой застиранной рубахе и широких, залатанных брюках. В комнате пахло настоящим хлебным квасом. Николай Степанович глянул на стол и обнаружил на нем открытую бутылку. Жажда взыграла в нем, и он, чтобы снять все сомнения, чтобы утолить желание, попросил выпить квасу.