Дом толкователя

Сказанное дает основание говорить о скрытом полемическом диалоге русских авторов не столько на абстрактную тему поэзии и власти, сколько на исторически конкретную тему русского императора, его эпохи, наследия и первого певца. Не следует забывать, что мышление Жуковского, Пушкина и Языкова — романтическое, то есть историческое по существу. Жуковский не только задал тему. Он, с помощью Шиллера, создал прием — историко-профетическую балладу-загадку, адресованную и понятную «немногим» современникам. Проблематика и мотивы аллюзионной баллады об императоре Александре и его певце отразились и в творчестве писателей XX века — «сталиниада» Мандельштама, Булгакова, Пастернака. Как это часто бывало в русской литературе, начатое Жуковским продолжается его последователями.

Глава 3. «Долина фей»: Павловская утопия в поэтической историософии Жуковского

Мир фей, здесь изображенный, подобен затейливым арабескам, где крошки гении с мотыльковыми крылышками, едва-едва облекшиеся в тело, возникают из цветочных чашечек <…> Их страсти, с которых сброшена всякая земная материальность, предстают как идеальные сновидения.

Август Шлегель о «Сне в летнюю ночь» Шекспира

Но душа, свидетельница настоящих событий, видя эшафоты, которыя громоздят для убиения народов, для зарезания свободы, не должна и не может теряться в идеальности Аркадии. <…> Поэту должно иногда искать вдохновения в газетах. Прежде поэты терялись в метафизике; теперь чудесное, сей великий помощник поэзии, на земле. Парнас — в Лайбахе.

П. А. Вяземский о В. А. Жуковском

1

В апрельской книжке «Für Wenige. Для немногих» (1818) вышла «Горная песнь» Жуковского[154] — удивительно точный перевод загадочной «Berglied» Шиллера 1804 года («Am Abrund leitet der schwindichte Steg…»):

Над страшною бездной дорога бежит,
           Меж жизнью и смертию мчится;
Толпа великанов ее сторожит;
           Погибель над нею гнездится.
Страшись пробужденья лавины ужасной!
           В молчанье пройди по дороге опасной!
Там мост

через бездну отважной дугой           С скалы на скалу перегнулся;
Не смертною был он поставлен рукой —
           Кто смертный к нему бы коснулся!
Поток под него разъяренный бежит!
           Сразить его рвется и ввек не сразит!

Там, грозно раздавшись, стоят ворота:

           Мнишь: область теней пред тобою;
Пройди их — долина, долин красота!
           Там осень играет с весною!
Приют сокровенный! желанный предел!
           Туда бы от жизни ушел, улетел!

Четыре потока

оттуда шумят;           Не зрели их выхода очи!
Стремятся они на восток, на закат!
           Стремятся к полудню, к полночи!
Рождаются вместе; родясь, расстаются,
           Бегут без возврата и ввек не сольются!

Там в блеске небес два утеса

стоят.           Превыше всего, что земное;
Кругом облака золотые кипят,
           Эфира семейство младое!
Ведут хороводы в стране голубой!
           Там не был, не будет свидетель земной!

Царица сидит, высоко и светло,

           На вечно-незыблемом троне;
Чудесной красой обвивает чело
           И блещет в алмазной короне;
Напрасно там солнцу сиять и гореть!
           Ее золотит, но не может согреть!