Дом трех вдов

Когда тетушка, протирая глаза, явилась на кухню за первой чашечкой кофе, ее ждал полный ассортимент магазина: птифуры, эклеры, миньоны и профитроли с кракелюрами.

– Ой, Женя! Какая прелесть! – тетя всплеснула руками. Она ужасная сладкоежка, только стесняется это признать. И нет лучшего способа проложить путь к ее сердцу, чем коробочка пирожных.

– Это я подлизываюсь, – честно сказал я. – Прости, вчера я вела себя по-свински.

– Ты же знаешь, я на тебя не сержусь, – отмахнулась Мила, но я видела, что мои извинения ей приятны.

Мирно попивая кофе, мы беседовали о всякой чепухе. И только когда я сполоснула чашки и поставила их в сушилку, Мила тихо произнесла:

– Я все понимаю, Женечка. Я знаю, ты любила этого человека. А он повел себя непорядочно…

– Непорядочно? Какая ты старомодная, тетя! – усмехнулась я совсем невесело.

– Да, это слово слышу очень редко. Но посмотри сама – как он поступил со всеми своими женами? И эта глупенькая девочка, его третья и последняя жена?

– А ты откуда ее знаешь? – подозрительно спросила я. Вот уж не думала, что Мила в курсе личной жизни Ганецкого!

– Валентина Фердинандовна делает брови у нее в салоне, – призналась тетушка.

– Где?!

Мила укоризненно покачала головой:

– Женя, ты же все-таки не солдат, а красивая молодая женщина! Сейчас есть специальные салоны, там делают брови. В нашем возрасте это большая проблема.

Я искренне расхохоталась.

– Вот доживешь до моих лет… – слегка обиделась Мила.

– Обязательно доживу! – пообещала я. – Всем врагам назло.

Вообще-то у меня есть косметолог, и бровями своими я тоже занимаюсь – но так, от случая к случаю. Представив себе Валентину Фердинандовну, в прошлом партийного работника, гордо восседающую в кресле салона, я развеселилась окончательно.

– Ладно, Мила, сейчас мне нужно немного поработать.

Тетя поспешно поднялась:

– Ухожу, ухожу! Не буду тебе мешать!

– Ты мне вовсе не мешаешь. Наоборот – не могла бы ты мне помочь?

Мила всплеснула руками:

– Конечно! Буду рада! А что нужно делать?

Я окинула взглядом голубые кудряшки и ясные глаза тетушки и призналась:

– Я хочу написать несколько анонимных писем.

– Извини? – Мила склонила голову набок. Иногда у нее проблемы со слухом.

– Это не настоящие анонимные письма, – поспешно сообщила я. – Это мистификация. Шутка, понимаешь?

Тетя внимательно вгляделась в меня. Я сделала непроницаемое лицо.

– Хорошо, – вздохнула тетушка. – Чем я могу помочь?

– Принеси мне, пожалуйста, резиновые перчатки, ножницы, клей и пару экземпляров той рекламной газеты, которую ты непонятно зачем забираешь из ящика.

– Мне жалко деревья, которые пошли на ее изготовление, – созналась Мила.

Следующие полчаса прошли крайне познавательно. Никогда в жизни я не занималась таким глупым делом. Взяв три одинаковых листа бумаги, я принялась вырезать из газеты буквы и приклеивать их вкривь и вкось. Я чувствовала себя первоклашкой на уроке труда, пыхтела, злилась, высовывала язык, перемазалась клеем. Но результат получился превосходным.

С видом Леонардо, только что закончившего «Джоконду», я оглядела свое творение. Текст был примерно одинаковым, с небольшими вариациями: «Смерть идет за тобой. Тебе не спастись. Ты заплатишь за все. Мне все про тебя известно. Ты жди, скоро приду за тобой, расплата близко».

– Женя, ты уверена, что тебе ничего не будет за такое? – обеспокоенно разглядывая результат моего труда, спросила тетушка.

– Мила, не смеши. В нашей стране можно украсть миллиарды, быть заказчиком нескольких убийств, развалить отрасль экономики, развязать братоубийственную войну – и тебе за это ничего не будет, – огрызнулась я. – А тут какие-то бумажки. К тому же они не имеют никакой юридической силы. Их даже нельзя представить как доказательства чего-либо. Ты же юрист, ты должна понимать!

– О чем ты? – нахмурилась тетя.

– Это анонимные письма с угрозами, – терпеливо объяснила я. – Если бы я всерьез собиралась привести угрозы в исполнение, то письма могли бы служить обличающим меня материалом для следствия. А поскольку я не собираюсь выполнять угроз, это просто резаная бумага. Главное здесь – намерение, понимаешь?

– Вероятно, ты хочешь этими письмами кого-то напугать, – догадалась тетушка.

– Ты проницательна, как всегда! – Я чмокнула Милу в щеку, сложила послания в конверты, написала адреса (обратного, разумеется, не указала) и сказала: – Вернусь к обеду. Не скучай.

Сбежала по лестнице, прыгнула в «Фольксваген» и вырулила со двора. Письма я собиралась бросить в ящик подальше от дома – нечего светиться, кто знает, как повернется дело. Конечно, можно было бы опустить послания прямо в почтовые ящики моих «жертв», но мне не хотелось мелькать поблизости. Мой выход на сцену еще впереди.

Письма предназначались бывшим женам, а ныне вдовам Кирилла Ганецкого. Таковых у него имелось целых три. Я была знакома со второй – с Никой, а об остальных только слышала.

Мои письма должны были напугать женщин и заставить их предпринять определенные шаги. А именно – обратиться за помощью и защитой к Евгении Охотниковой.