Признайся себе, Охотникова, — тебя так раздражает эта безобидная надпись, потому что у тебя самой на любовном фронте затишье. Да, знаю, есть на свете человек, который, стоит мне только поманить, прыгнет в самолет и примчится ко мне, готовый разделить мою жизнь, носить меня на руках и вытирать сопли нашим общим детишкам. Вот только я к этому не готова. Моя профессия, моя налаженная приятная жизнь, да что там — моя свобода мне дороже всего на свете.

Слишком высокую цену мне пришлось за нее заплатить.

Телефон зазвонил внезапно, оторвав меня от воспоминаний. «Джама-а-айка!» — завопил Робертино Лоретти. Так, отпуск закончился, надо бы сменить рингтон.

— Охотникова, — бросила я в трубку.

— …сволочь, дрянь! — донеслось до меня издалека. — Радуйся, ты своего добилась! Он умер. Его убили.

— Простите, с кем я говорю? — осторожно спросила я, отводя телефон подальше от уха. Может быть, кто-то просто-напросто ошибся номером и поток ругани предназначался не мне?

— Охотникова, мало того что ты идиотка, каких поискать, так у тебя еще и со слухом проблемы? — надрывался хриплый женский голос.

— Добрый вечер, Ника, — устало вдохнула я. Надо же, а я надеялась, что больше никогда не услышу эти характерные интонации торговки на Привозе…

— Ни хрена не добрый, — со злым торжеством проговорила моя давняя знакомая. — Киру убили.

Я не стала задавать дурацких вопросов: «Ты уверена? Это точно?», восклицать: «О нет, не может быть!»

Мое сердце пропустило два удара. Потом я откашлялась и задала единственный вопрос:

— Кто это сделал?

Да, знаю, можно было спросить «Когда?» или «Как это случилось?». Но у меня еще будет время выяснить это. А пока о главном.

Вопрос был предельно простым, но поставил мою собеседницу в тупик. Ника замолчала и молчала долго — минуты две. Я терпеливо ждала. Если эта женщина решилась позвонить мне после трех лет молчания, значит, у нее есть веская причина для этого.

Наконец у Ники нашлись слова:

— Знаешь, Охотникова, когда я смогу ответить на этот вопрос, то сама задушу гада голыми руками.

— Зачем звонишь?

— Слушай, неужели ты не в курсе? — поразилась Ника. — Весь город гудит. Только об этом и говорят.

— Я только что вернулась. Зачем звонишь?

— Стерва ты, Евгения, — мирно сказала женщина. — И что Кира в тебе нашел?

— М-м, давай подумаем. Модельную внешность и чуткую душу?

Ника еще помолчала, потом устало проговорила:

— Звоню, чтобы позвать тебя на похороны.

— Да ты с ума сошла? — вскипела я. — Там и так будут три вдовы! Только меня не хватало. Тогда уж зови всех — эту, как ее… балерину, и ту, заводчицу бульмастифов, и училку из гимназии… Список получится длинный.

— Знаешь, я всегда тебя ненавидела, — вздохнула женщина.

— Спасибо, я в курсе, — усмехнулась я. Боль копошилась где-то в районе сердца, но я чувствовала себя как будто под анестезией. Больно будет потом.

— Дай сказать. Ненавидела, потому что знала — ты для Кирилла особенная. Не такая, как эти.

— Так, давай заканчивать, — жестко проговорила я. — Позвони как-нибудь потом. Предадимся воспоминаниям. Сейчас, извини, не могу.

— Погоди, не бросай трубку! — заторопилась Ника. — Ты не поняла — это просьба Киры. Он хотел, чтобы именно ты развеяла его пепел над Волгой.

— Он хотел… что? — Я не поверила своим ушам.

— Кирилл оставил четкие указания, как поступить в случае его смерти, — терпеливо пояснила женщина. — Ты же его знаешь. Каждую мелочь просчитал. Завещание оставил, все как полагается. И распоряжения. Все в юридической фирме «Басов и Ларионов».

— Солидная контора, — поневоле признала я.

— Кира Ганецкий признавал только все самое лучшее! — с некоторой гордостью сообщила Ника. — Так что нам ничего не оставалось, как сделать все точно по инструкции.

— Что… сделать? — осторожно поинтересовалась я.

— Как только нам выдали тело, мы Киру кремировали, — деловито сообщила Ника. — Он сам так хотел. Осталось выполнить его последнюю волю — развеять прах над водой.

Перед глазами возникло лицо Ганецкого — неправильное, но обаятельное, похожее на морду добродушного льва, с желтовато-зелеными глазами навыкате, сочными чувственными губами. Не могу поверить, что никогда больше не увижу его.

— Ну так развейте, — холодно сказала я.

— Ты снова не поняла. Кирилл четко оговорил, что поручает это тебе. Никому, кроме тебя, доверить это он не хотел.

Как будто стальное кольцо сжало мне горло.

— Я приду, — прохрипела я в трубку и прервала связь.

Вот так и получилось, что некстати налетевший порыв ветра засыпал пеплом не только трех вдов и нескольких друзей Кирилла Ганецкого, но и меня, Евгению Охотникову.

Кстати, урну дорогой покойник завещал мне.

Наверное, потому, что точно знал — я бы от него и копейки не взяла, ржавой скрепки не приняла бы в подарок после всего, что было…

Но урна — дело другое.

На поминки я не поехала. Не желаю сидеть в компании незнакомых или, того хуже, знакомых, но малоприятных мне людей и обсуждать умершего. Ганецкий, конечно, редкостная скотина и со мной поступил по-свински, но было время, когда я любила этого человека.