Стоявший рядом Маток молча рассматривал позиции малазанцев. Наконец он сказал:
— Появилась адъюнкт, Избранная.
Ша’ик оторвала взгляд от Корболо Дома и посмотрела туда, куда указывал пустынный вождь.
Верхом на лошади из конюшен Паранов.
Взгляд Ша’ик вернулся к позициям Корболо Дома.
— Прибыл Камист Релой… он открыл свой Путь и нацелился на врага. Но отатарал Тавор сбивает его… так что он сосредоточился на армии. Ищет Высших магов… неожиданных союзников… — Она вздохнула. — И не находит никого, кроме нескольких шаманов и взводных магов.
Маток прогромыхал:
— Эти двое виканцев с адъюнктом. Они известны как Бездна и Нихил.
— Да. Говорят, сломлены духом — лишены сил, что когда-то давали их кланы, ведь сами кланы уничтожены…
— Даже если так, Избранная, — пробормотал Маток, — то, что она держит их в тумане отатарала, может значить, что они не так слабы, как мы думаем.
— Или что Тавор скрывает их слабость.
— Зачем так стараться скрыть то, о чём нам известно?
— Чтобы вызвать сомнения, Маток, — ответила она.
Он отрывисто вздохнул, невнятно прорычав:
— У этого болота нет дна, Избранная…
— Постой-ка! — Ша’ик снова смотрела на Тавор. — Она отослала своё оружие — Камист Релой прекратил поиски — а теперь… ох!
Последние слова были сдавленным криком: она ощутила, как высвобождается сила Нихила и Бездны — сила, куда бо́льшая, чем кто-либо мог себе представить.
Ша’ик задохнулась, когда богиня внутри неё отшатнулась — а затем испустила крик, переполнивший её голову.
Рараку отвечала на призыв — множество голосов сливались воедино в восходящей песне; звук становился всё громче, наполняясь чистым неумолимым желанием — Ша’ик осознала, что это бесчисленные души, восстающие против сковавших их цепей.
— Маток, где Леоман?
— Я не знаю, Избранная.
Она обернулась и уставилась на Корболо Дома. Тот стоял на краю ската, выпрямившись и упираясь руками в пояс с мечом, изучая врага с уверенностью, от которой Ша’ик захотелось кричать.
Всё —
Заходящее солнце превратило горизонт в алое пожарище. День тонул в огненном океане; она смотрела, как тьма поглощает землю, и сердце её медленно холодело.
Проход рядом с шатром Геборика был пуст. Неожиданный закат солнца будто бы породил не только сумрак, но и странную тишину. В воздухе неподвижно висела пыль.
Дестриант Трейка приостановился в проходе.
Скиллара у него за спиной спросила:
— Где все?
Он думал о том же. Внезапно он ощутил, как волоски на шее встали дыбом.
— Ты слышишь, девочка?
— Только ветер…
Но ветра не было.
— Это не ветер, — прошептала Скиллара. — Песня. Далеко отсюда. Как думаешь — малазанская армия?
Он молча потряс головой.
Некоторое время спустя Геборик жестом приказал Скилларе следовать за ним и пошёл вперёд. Песня растекалась в воздухе, поднимая пыльную дымку, мельтешащую перед глазами. По рукам и ногам струился пот.
— Там должны быть дети, — сказала Скиллара. — Девочки.
— Почему именно девочки, милая?
— Шпионы Бидитала. Его избранные слуги.
Геборик обернулся к ней:
— Те, кого он… отметил?
— Да. Они должны быть… везде. Без них…
— Битидал слеп. Может, он отослал их куда-то или вовсе отпустил. Этой ночью… многое случится, Скиллара. Прольётся кровь. Уже сейчас, вне всяких сомнений, игроки выходят на свои позиции.
— Он говорил об этой ночи, — ответила женщина. — Часы тьмы перед битвой. Он сказал, мир изменится этой ночью.
Геборик оскалил зубы:
— Этот дурак утонул в Бездне и теперь плещется в чёрной грязи на дне.
— Он мечтает о приходе истинной тьмы, Дестриант. Тень — всего лишь выскочка, реальность, рождённая из компромиссов и наполненная обманщиками. Осколки должны вернуться к Первой Матери.
— Значит, не только дурак, но и безумец. Говорит о древнейших битвах, будто он сам ровня силам того масштаба — Битидал сошёл с ума.
— Он говорит, что-то приближается, — сказала Скиллара, качая головой. — Никто и не подозревает, и только Битидал сможет контролировать это, ведь он единственный, кто помнит Тьму.
Геборик остановился: