— Осторожно, — сообщил он своим товарищам, — дикарь очнулся.
Затем он внимательно посмотрел на теблора и сказал:
— Не делай глупостей, фенн. Нам всё равно, будешь ты жить или умрёшь, — в шахтах полно народу, так что никто по тебе горевать не станет. Понял меня?
Карса оскалил зубы и промолчал.
— Эй ты, в углу! Встать! Пора прогуляться на солнышко.
Незнакомец медленно поднялся. Одет он был в лохмотья. Худой, темнокожий, но с ярко-голубыми глазами.
— Я требую судебного разбирательства. Это моё право по имперскому закону.
Стражник рассмеялся:
— Да брось. Мы тебя опознали. И знаем, кто ты такой. Ага, представь себе, твоя тайная клика совсем не такая тайная, как ты думал. Свои же тебя предали — как тебе это? Пошли, ты идёшь первым. Джибб и ты, Гнойник, держите на прицеле этого фенна — улыбочка его мне не нравится. Особенно сейчас, — добавил малазанец.
— Да ладно, — возразил другой солдат, — ты совсем бедного бычка с толку сбил. Он, небось, даже не знает, что у него теперь на всё лицо одна большая татуировка. Каракуль хорошо постарался. Лучшая его работа, какую я за годы видел.
— Верно, — протянул третий. — А сколько же татуировок беглых заключённых ты вообще видел, Джибб?
— Только одну, но она — шедевр.
Теперь стало понятно, почему зудит и покалывает лицо. Карса поднял руку, попытался нащупать рисунок, провёл пальцами по припухшим линиям, влажным полоскам воспалённой кожи. Они не соединялись в целое. Теблор не мог понять, что́ изображала татуировка.
— Разбито, — сказал голубоглазый узник, проходя к двери, которую отпер и распахнул первый стражник. — Клеймо сделано так, будто твоё лицо разбито.
Двое стражников вывели его наружу, а остальные опасливо косились на Карсу, ожидая их возвращения. Один из арбалетчиков, на высоком лбу которого красовалась россыпь белёсых фурункулов, так что теблор предположил, что именно его зовут Гнойник, прислонился к стене и проговорил:
— Ну, не знаю. По-моему, Каракуль её слишком здоровой сделал. Он и прежде-то был урод, а теперь вообще страшный до Худа.
— И что? — протянул другой стражник. — Знаешь, сколько всяких горных дикарей сами себе лица нарезают шрамами, чтобы перепугать до поноса таких новобранцев, как ты, Гнойник? И баргасты, и семаки, и хундрилы, да только всё равно они разбиваются о малазанские легионы.
— А разве легионы не отступают сейчас повсюду?
— Только потому, что Кулак спрятался в своей цитадели и хочет, чтоб они его каждый вечер в кроватку укладывали. Офицеры-аристократы — чего ты ещё ждал-то?
— Может, всё изменится, когда придут подкрепления, — предположил Гнойник. — Ребята из Ашокского полка знают эти края…
— В том-то и беда, — парировал другой. — Если на этот раз мятеж всё-таки начнётся, кто поручится, что они не переметнутся? Могут нам улыбочки на горле нарезать прямо в казарме. Мало того, что «Красные клинки» раскачивают народ на улицах…
Вернулись стражники.
— Так, фенн, теперь — твой черёд. Не шали, тебе же легче будет. Иди. Медленно. Слишком близко не подходи. И уж поверь мне, рудники — это не так и плохо, учитывая альтернативы. Ладно, теперь иди вперёд.
Карса решил, что пока нет причин доставлять солдатам беспокойство.
Они вышли на залитый солнцем двор. Широкий плац окружали толстые, высокие стены. К трём из четырёх стен были пристроены крепкие, приземистые здания. По всей длине четвёртой стены тянулась цепь, к которой были прикованы заключённые. На равном расстоянии друг от друга её удерживали в камне железные штыри. Рядом с хорошо укреплёнными воротами вытянулись ряды колодок, из которых заняты были лишь две — в них теблор увидел Сильгара и Дамиска. На правой лодыжке работорговца поблёскивал браслет медного цвета.
Ни тот, ни другой не подняли взгляда на Карсу, и теблор даже подумывал о том, чтобы закричать и привлечь их внимание; в конце концов он лишь оскалил зубы в ухмылке, глядя на их страдания. Когда стражники подвели урида к шеренге скованных узников, тот повернулся и обратился по-малазански к солдату по имени Джибб:
— Что ждёт работорговца?
От удивления человек резко вздёрнул голову в шлеме. Затем пожал плечами:
— Не решили ещё. Говорит, дома, в Генабакисе, у него много денег.
Карса презрительно ухмыльнулся:
— Значит, он может просто откупиться от своих преступлений.
— Не может — по имперскому праву. Если преступления серьёзные. Может, его просто оштрафуют. Он хоть и торгует живым товаром, а всё же торговец. Всегда лучше их покалывать там, где больней.
— Хватит болтать, Джибб, — прорычал другой стражник.
Они подошли к одному из концов шеренги, где со стены свисали огромные кандалы. И вновь Карса оказался закован в цепи, хотя на этот раз кандалы не причиняли ему боли. Теблор заметил рядом голубоглазого узника.
Солдаты ещё раз проверили все замки и ушли.