— Еще остроумные замечания есть, Навроде? — зарычал Каракатица, отряхиваясь, хотя это движение явно не могло увенчаться каким-либо успехом. — Если нет, тогда будь добр, съезди туда и отыщи дыры.
— Медленно, — вставил Смычок. — Пусть конь найдет свой шаг.
Брови Навроде взлетели. — Да неужто? — Он двинул коня вперед.
Смычок сверкнул ему глазами в спину: — Ненавижу таких вот саркастичных ублюдков.
— Виканы сдерут с него кожу, если конь сломает ноги.
— Звучит словно дело о кровной мести.
Каракатица прекратил бесплодные попытки очиститься. — Чего?
— Забудь.
Подъехали Ранал и Кенеб. — Отлично сделано, — сказал капитан. — Думаю.
— Все будет путем, — отозвался Смычок. — Пока в нас не начнут пускать стрелы.
— Об этом позаботились, сержант. Что же, у вашего взвода привилегия перейти первыми.
— Ясно, сэр.
Его должно было охватить удовлетворение от выполненной работы, но Смычок после первоначальной вспышки во время взрыва не чувствовал ничего. Изломанная песня шептала в уме, панихидой сопровождая любую мысль.
— Путь впереди, кажется, чист, — буркнул Каракатица.
«Да. Но это не значит, что я должен его любить».
На северном берегу реки Ватар земля поднималась террасами; с запада над трактом навис одинокий холм. Армия еще переходила брод, когда Адъюнкт и Гамет взобрались по козьей тропке на вершину. Солнце низко висело в небе — второй день у брода — а река стала словно расплавленной. Однако уступ, на котором они оказались, уже был в плотной тени.
Они взобрались на вершину, снова оказавшись на свету. Порывистый горячий ветер овевал плоский голый камень. Ниже, в относительно закрытом месте, виднелся круг валунов — место костра дозорных. Возможно, его расположили здесь во времена Собачьей Упряжки.
Адъюнкт сбила пыль с перчаток и подошла к северному краю. Гамет, чуть задержавшись, последовал.
Им был виден город Убарид, охряный и затянутый дымом. Дальше блестело море Доджал Хедин. Гавань была полна кораблей.
— Адмирал Нок, — сказала Тавора.
— Вернул Убарид, значит.
— Там мы пополним запасы. Да. — Она указала на север: — Вот, Гамет. Видите?
Он щурился, гадая, что он должен различить за обширным пустоземьем, которое называется Убарид Одхан. А затем дыхание вылетело сквозь стиснутые зубы.
Яростная красная стена на горизонте, словно там садится еще одно солнце.
— Вихрь, — сказала Тавора.
Ветер вдруг стал гораздо холоднее, он тяжко навалился на открыто стоявшего Гамета.
— За ним, — продолжала Адъюнкт, — поджидает враг. Скажите: вы думаете, что Ша'ик будет мешать нашему походу?
— Она будет глупа, если не помешает.
— Уверены? Не лучше ли повстречаться с неопытными новобранцами?
— Это огромная игра, Адъюнкт. Сам поход укрепит Четырнадцатую. Будь я на ее месте, предпочел бы встречу с врагом уставшим от битв, избитым. Врагом, отягощенным ранеными, без запаса стрел, коней и так далее. К моменту итоговой встречи я узнал бы кое-что о вас, Адъюнкт. Вашу тактику. Пока что Ша'ик не может снять с вас мерку.
— Да. Любопытно, не так ли? Или она ко мне равнодушна, или уже успела снять мерку. Разумеется, невозможно. Даже если у нее шпионы в армии, пока что я сделала мало, разве только сумела организовать поход.
«Шпионы? Боги подлые, я даже не подумал!»
Некоторое время они молчали, смотря на север. Потерявшись в собственных мыслях.
Солнце исчезало слева.
Но у Вихря был собственный огонь.
Глава 16
Сила имеет голос, и этот голос — песня Странников Духа Танно.
Его пробудило тихое хлюпающее хныканье под боком. Глаза медленно открылись, голова склонилась — чтобы увидеть у живота свернувшегося, покрытого пятнами какой-то кожной болезни детеныша бхок'арала.
Калам сел, подавляя желание схватить мелкую тварь за шею и шмякнуть о стену. Разумеется, не доброта его останавливала. Скорее понимание, что подземный храм стал домом для сотен, если не тысяч бхок'аралов, а эти существа наделены сложной социальной структурой — навреди щенку, и Калам может оказаться под грудой взрослых самцов. Хотя эти звери малы, но клыки не уступают медвежьим. И все же он с трудом подавил отвращение, нежно отстраняя пятнистого детеныша.
Тот жалобно мяукнул и поглядел огромными влажными глазами.
— Даже не пытайся, — пробурчал ассасин, выскальзывая из-под мехов. Живот покрылся клочками плесневелой на вид кожи, тонкая рубаха пропиталась соплями из шенячьего носа. Калам стащил рубаху и отшвырнул в угол.
Он не встречал Искарала Паста уже неделю. Калам оправился от последствий атаки демона, если не считать периодического покалывания в пальцах рук и ног. Он доставил алмазы и теперь жаждал уйти.
Слабое пение раздалось в коридоре. Ассасин потряс головой. Может, однажды Могора научится, но пока что… боги подлые, уши вянут! Калам подошел к прорванному мешку и принялся копаться, пока не нашел запасную рубашку.
Внезапно за дверью раздалось топанье; он повернулся как раз, чтобы увидеть, как дверь открывается. Могора встала в проеме: в одной руке деревянное ведро, в другой трчпка. — Он был здесь? Сейчас? Он был здесь? Говори!