Дом у кладбища

– Существует поверье, что если съесть сердце тролля, то он умрёт, и рухнет многовековое проклятье, которое тяготит души умерших здесь людей. Они будут свободны. Больше не будет нелепых смертей. Проклятье рода де Труалей, переходящее от одного поколения к другому, закончится.

– Ты веришь в это?

– И более того, сегодня ночью я понял, что это вовсе не сказка, а старый Гвендолин – это имя автора той книги, написавшего её много лет назад, когда на свете не было даже наших предков.

– Ты должен пообещать мне! – она заглянула ему в глаза.

– Я не могу этого сделать! Это мой долг, и я должен его выполнить!

– Ты всегда был упрям, только вот в кого ты такой упрямый?

– Я дал клятву и не могу её нарушить.

– Но знай, если я потеряю тебя, я этого не переживу!

– Мама! Ты должна верить в меня, и тогда у меня всё получится.

– Да не оставит нас небо! – тихо сказала она и обняла сына.

– Я должен немного вздремнуть.

– А как же твои раны?

– Пустяки! До свадьбы заживёт!

– Тебе нужен отдых, а мы с отцом пока приберёмся здесь.

Она ещё раз поцеловала сына, и он пошёл спать. В спальне было прохладно. Он поскидывал с себя одежду. Тело стонало, и у него начался озноб. Он надел халат и закутался в плед, чтобы не разбудить Лиану, он разместился в кресле.

«Ну, так если ты призрак, то убить тебя невозможно… – мысленно произнёс Феликс. – Что же делать, если ты бессмертен? Мне нужно докопаться до истины, которой нет. Это невозможно. Нет ничего невозможного. Есть правда жизни. Если оно есть, значит, можно его убить. Но как? Пистолет… А если это не поможет? Единственное, что работает, – это солнечный свет. С каждым лучом его сила слабеет и покидает его, но с наступлением сумрака он становится вдвое сильнее.

А может, мы имеем дело с дьяволом? Что тогда? Под его крылом смерть, и только молитва может спасти от неминуемой гибели. Он будет за мной следить. Нужно быть осторожнее. Они не поверили в проклятье. Сразу не поверили. Но теперь, мне кажется, увидев это создание, они будут всерьёз относиться к моим словам.

Музыка моей души напевает мне эту старинную французскую мелодию. Как приятно после того, что случилось, просто услышать мелодию и понимать, что тебе уже больше ничто не угрожает. Озноб прошёл, раны стонали, но уже начали затягиваться. Глаз, который украшал синяк, совсем распух, и его больно было потрогать. Как? Как это могло случиться? Меня победил этот… этот… этот монстр, это чудовище! Оно не могло уйти вот так вот от меня!..» – он ворочался в кресле, и сквозь сон его мысли не давали ему покоя.

«Да, я ещё вернусь! Я приду за тобой! Вызов брошен. Назад пути нет. Ты не узнаёшь меня? Моя чёрная душа бросает тень на твою судьбу, и она погибает на глазах у тех, кто уже не сможет тебе помочь. Твоё гнилое тело уничтожат, и ничего больше не останется от тебя. Твоя никчёмная жизнь не стоит даже червя, ползущего в своей норе подальше от солнца. Он вдыхает воздух, понимая, что там, где проходит тропа, идёт чья-то нога, жаждущая чьей-нибудь крови. Он спрячется, а ты нет. У тебя нет ни одного шанса. Твоя кровь сочится по сосудам, которые сплетаются у сердца. Оно ещё стучит, но это ненадолго. Ты дышишь, но твоё дыхание скоро оборвётся. Я перережу эту нить, чтобы вместе с ней оборвалась и твоя жизнь. Я буду медленно вырывать твои кости, пока ничего от тебя не останется, как от раздавленного червя, который никому не нужен. Я буду наслаждаться твоей кровью. Ты подаришь мне незабываемые минуты блаженства. Победа над поверженным врагом всегда вызывает сладостные эмоции, особенно когда жертва трясётся, мучается и перед смертью умоляет прикончить её побыстрее, дрожит, покрывшись холодным потом, и перед тем как испустить дух, проклинает тебя в предсмертных судорогах…»

Кривые костлявые руки медленно тянулись к его горлу. Легранский ворочался и шептал одно слово:

– Нет, нет, нет…

Он мотал головой. Струйки пота стекали по его лбу.