Дом у кладбища

– Ты знаешь, что бедняга только-только вышел из тюрьмы, где страдал совершенно безвинно. Несчастный Дулан так же невиновен, как ты, дорогая, или я, или крошка Спот. – Тетя Бекки нацелила веер, как пистолет, в голову этого примечательного четвероногого. – Незаслуженная беда разбила его сердце, это и вызвало болезнь. Хотела бы я, чтобы ты послушала этого доброго невезучего малого… Доминик! – И тетя Бекки вышла в холл переговорить со слугой.

– Послушать его! – заговорил Тул, пользуясь ее кратким отсутствием. – Неплохо бы послушать этого пьяного мерзавца! Да у него бы и сам царь Соломон ничего не понял. Первого числа она дала этому грабителю – поверите ли, мадам? – две гинеи, клянусь Юпитером; а виски стоит всего лишь шесть пенсов пинта, и он, конечно, пил всю неделю, не просыхая ни днем ни ночью. Как же, мозговая горячка! Премиленькая беленькая горячечка; от чего бы еще ни в чем не повинному ворюге отправляться к праотцам.

Последнее слово доктор прошипел и вдобавок злобно хихикнул.

– И вот, моя дорогая, – продолжила, вернувшись, тетя Бекки, – любезный доктор Тул, наш добрый самаритянин, взялся его пользовать, из чистой любви к ближнему, и бедняга отблагодарил его – своим благословением.

Услышав «взялся его пользовать», доктор пробормотал что-то себе под нос, не для посторонних ушей.

– А теперь, дорогая Лилиас, нам нужен твой отец. Пусть пойдет с нами помолиться у кровати страдальца. Он в кабинете?

– Нет, я жду его только завтра утром.

– Бог мой! – вскричала тетя Бекки с такой досадой, с какой к Богу не обращаются. – И некому в приходе твоего отца даровать умирающему последнее утешение… да, он умирает, и нужен священник, чтоб с ним помолиться, а пастора и след простыл. Хорошо же это характеризует доктора Уолсингема!

– Доктор Уолсингем – самый лучший пастор в мире, и нет никого святее его и благородней, – воскликнула храбрая маленькая Лили и, как затравленная лань, устремила прямо в лицо тете Бекки безумный, испуганный взгляд; щеки ее вспыхнули, а чело засияло, как звезда, прекрасным светом истины.

Мгновение казалось, что вот-вот грянет битва, но тут губы старшей дамы тронула чудная улыбка; тетушка Бекки слегка потрепала Лилиас по щеке и, покачав головой, произнесла:

– Дерзкая девчонка!

– А вы, – сказала Лили, обняв ее за шею, – вы моя родная тетя Бекки, и второй такой душечки во всем мире нет!

И вот, как говорит Джон Беньян, «в их глазах выступила влага», обе они засмеялись, потом расцеловались и полюбили друг друга еще крепче, чем прежде. Так всегда заканчивались их мимолетные ссоры.

– Ну что ж, доктор, сделаем что можем. – Тетя Бекки смерила медика значительным взглядом. – Почему бы вам не прочесть – одолжи нам молитвенник, дорогая, – одну-две краткие молитвы и «Отче наш»?..

– Но, дорогая мадам, этот малый зовет короля Людовика, индейцев (как говорит Доминик), и духов, и констеблей, и чертей, и еще того хуже… его не спасешь ничем, кроме пунша и настойки опия. Не ищите молитвенник, мисс Лили… проку от него не будет, миссис Чэттесуорт! Клянусь вам, мадам, Дулан ни слова из него не разберет.

Дело было в том, что доктор опасался, как бы тетя Ребекка не принудила его совершить обряд вместо священника; он представил себе, как члены клуба, а также «Олдермены Скиннерз Элли», прознав о происшедшем, станут трактовать его не так серьезно, как хотелось бы.

Тогда тетя Бекки, с разрешения Лили, призвала в гостиную Доминика, чтобы он дал показания относительно вменяемости Пата Дулана, и честный лакей без колебаний провозгласил, что он определенно non compos[39].

– Хорошенькое дело, клянусь Юпитером, читать молитвы с парнем, пьяным в стельку и полоумным как мартовский заяц, дорогая мадам! – шепнул медик, обращаясь к Лилиас.

– И, Лили, дорогая, бедная Гертруда осталась совсем одна, так что будет очень мило с твоей стороны, если ты пойдешь в Белмонт попить с нею чаю. Но ты, кажется, простужена и боишься выходить?

Она не боится, она уже выходила сегодня, и прогулка пошла ей на пользу; и какая добрая тетя Бекки, что об этом подумала, ведь и ей тоже одиноко. И вот старшая мисс Чэттесуорт удалилась с доктором и Домиником, чтобы исполнить долг милосердия (у каждого, правда, было на этот счет свое мнение), а Лили послала в город за носильщиками портшеза Питером Брайаном и Ларри Фуа – двуногими лошадками, как называл их Тул.

Глава XXXVI Как мисс Лилиас посетила Белмонт и заметила в тени у окна странную треуголку