Дом у озера

Бен. В самом начале Элеонор сказала себе, что это всего лишь влечение. Однажды в детстве отец подарил ей воздушного змея из самого Китая и научил запускать. Элеонор обожала змея, длинные разукрашенные хвосты, силу, туго натянутый, подрагивающий в руке леер, странные волшебные письмена на боку игрушки.

Элеонор с отцом прочесали все поля в Лоэннете, чтобы найти для запуска лучшее место, где бы дул самый подходящий ветер. Элеонор была одержима этим змеем. Записывала наблюдения за полетами в записную книжку, рисовала многочисленные диаграммы и придумывала, как бы лучше его украсить. Она поймала себя на том, что по ночам просыпается и садится в постели, крутя невидимую катушку призрачного змея, словно до сих пор запускает его в небо. «У тебя развилось нездоровое влечение, – сурово сказала няня Бруен, глядя на Элеонор с неприкрытым осуждением. – Влечение – это дьявол, а дьявол уходит, когда натыкается на запертую дверь». Она унесла воздушного змея и спрятала.

Теперь Элеонор повзрослела и сама решала свою судьбу. Рядом не было няни Бруен, чтобы сжечь игрушку и запереть дверь, и никто не мешал ей переступить порог.

* * *

– Я как раз собирался зажечь огонь, – сказал он в тот день. – Может, переждете грозу у меня?

Дождь лил как из ведра, и теперь, когда Элеонор не жгло беспокойство за Эдвину, она вдруг поняла, что промокла насквозь и замерзла. За молодым человеком виднелась комнатка, которая вдруг показалась воплощением тепла и уюта. За спиной барабанил дождь, к ногам жалась Эдвина, явно решив остаться, и Элеонор поняла, что выбора нет. Она поблагодарила, сделала глубокий вдох и вошла.

Он последовал за ней, закрыв за собой дверь, и шум падающего дождя сразу стал тише. Подав полотенце, молодой человек принялся разводить огонь в маленькой железной печке посреди кибитки. Вытирая волосы, Элеонор воспользовалась случаем и осмотрелась.

Кибитка не блистала роскошью. Мебели и прочих вещей только-только хватало, чтобы придать ей обжитой вид. На подоконнике Элеонор заметила несколько изящных бумажных журавликов, вроде того, что случайный знакомый складывал в поезде.

– Пожалуйста, садитесь, – предложил он. – Я затоплю печку. Она у меня с характером, но недавно мы с ней нашли общий язык.

Элеонор заглушила тихий шепот сомнения. В другом конце кибитки за задернутой занавеской виднелась кровать. Элеонор отвела взгляд, повесила полотенце на плетеный стул и села. Дождь уже не барабанил, а негромко шелестел, и Элеонор подумала, что это один из самых любимых ее звуков. Как приятно знать, что скоро высохнешь и согреешься, пока за окном идет дождь! Восхитительное чувство!

Пламя вспыхнуло, дрова затрещали, и молодой человек встал. Бросил обгоревшую спичку в огонь и закрыл решетку.

– А я вас знаю, – сказал он. – Переполненный поезд из Лондона в Корнуолл несколько месяцев назад. Вы были в моем вагоне.

– Насколько я помню, это вы были в моем.

Он улыбнулся, и сердце Элеонор неожиданно и опасно затрепетало.

– Не поспоришь. Повезло, что я вообще сумел купить билет. – Он вытер запачканные сажей руки о штаны. – Я вспомнил вас, как только мы расстались у почты. Я вернулся, но вы уже ушли.

Так он вернулся!.. Элеонор смутилась.

– Так вы здесь живете?

– Временно. Кибитка принадлежит фермеру, который меня нанял.

– А я думала, вы уже закончили работу у мистера Николсона, – вырвалось у Элеонор.

Она мысленно выругала себя. Теперь он поймет, что она о нем спрашивала.

– Здесь ведь нет ни воды, ни света?

– Мне и не нужно.

– Где же вы готовите?

Он показал на огонь.

– А где моетесь?

Он кивнул в сторону ручья.

Элеонор подняла брови. Молодой человек рассмеялся.

– Мне здесь спокойно.

– Спокойно?

– Разве вы никогда не хотели сбежать от мира?

Элеонор подумала, как тяжело все время быть матерью семейства, как от постоянной бдительности кажется, что суставы одеревенели, а шестеренки в мозгу накрепко стянуты резинкой.

– Нет, – ответила она отрепетированным за долгие годы беззаботным голосом. – Никогда.

– Наверное, такая жизнь не для всех, – сказал он, пожав плечами. – Хотите чаю, пока сохнете?

Элеонор проследила взглядом за его жестом и увидела на печке кастрюлю.

– Пожалуй, выпью чашечку. – В конце концов, она замерзла и туфли еще мокрые. – Все равно ждать, когда дождь закончится.

Он заварил чай, и Элеонор спросила про кастрюльку. Молодой человек рассмеялся и сказал, что чайника у него нет, но кастрюля вполне справляется.

– Вы не любите чайники?

– Почему же, люблю. Просто у меня его нет.

– Даже дома?

– Вот мой дом, по крайней мере сейчас.

– Куда же вы пойдете, когда закончите здесь работу?

– Куда глаза глядят. Мне не сидится на одном месте, – объяснил он. – Я нигде долго не задерживаюсь.

– Я бы не вынесла, если бы у меня не было дома.

– Мой дом – люди, те, кого я люблю.

Элеонор горько улыбнулась. Когда-то давно, целую жизнь назад, она тоже говорила что-то подобное.

– Вы со мной не согласны?

– Люди меняются. А дом, настоящий дом со стенами, полом и крышей, с комнатами, где полно милых сердцу вещей, с воспоминаниями, притаившимися в тени… В доме надежно и безопасно. Там все по-настоящему и…