Дом у озера

Клайв Робинсон оказался худощавым, проворным стариком почти девяноста лет от роду с высоким, изборожденным морщинами лбом, густыми седыми волосами, крупным носом и широкой улыбкой. Он до сих пор сохранил все свои зубы. Его ясный проницательный взгляд говорил о живом уме, и смотрел Клайв Робинсон сквозь огромные очки в коричневой бакелитовой оправе, которую, как заподозрила Сэди, носил еще с семидесятых годов прошлого столетия.

– Жаркое тогда было лето, – сказал он, покачав головой. – Жара буквально проникала под кожу, не давала спать. Еще и сушь стояла ужасная, за несколько недель ни капли дождя, и трава пожухла. Конечно, только не в Лоэннете. Там держали садовников, которые за этим следили. Когда мы туда приехали, все поместье было разукрашено: фонарики, гирлянды, цветочные венки. Я, простой парень, ничего подобного раньше не видел. Так было все красиво!.. Хозяева прислали нам пирожные к чаю. Представляете, прошел день, как пропал малыш, а они угощают нас пирожными – маленькими, покрытыми глазурью специально к празднику.

Сэди связалась с полицейским в отставке, как только получила от него письмо. Он указал свой номер телефона внизу страницы, и Сэди сразу пошла звонить. Сделанное благодаря старому плану дома открытие взбудоражило ее, и она никак не могла успокоиться. «Я ждал вас», – сказал Клайв, выслушав Сэди, и от нее не укрылось, что он почти один в один повторил слова старика из книги, когда тот встретился с Элеонорой, которая пришла восстановить справедливость. Сэди не сразу поняла, что Клайв имел в виду: то ли сутки, что прошли с ее телефонного звонка, то ли семьдесят лет с тех пор, как дело объявили нераскрытым. «Я знал, что кто-нибудь появится, что не только я по-прежнему думаю об этой семье».

Они коротко поговорили по телефону, прощупывая друг дружку, обменялись своими послужными списками (Сэди не стала упоминать, что проводит в Корнуолле вынужденный отпуск), а потом перешли к делу. Как бы ни хотелось ей выложить теорию с туннелем, она сдержалась, сказав только, что трудно найти нужную информацию, приходится довольствоваться отчетом Пикеринга. Клайв насмешливо фыркнул.

– Ему недостает проверенной информации, – согласилась Сэди.

– Бедняге много чего недоставало, – со смехом произнес Клайв. – О покойных плохо не говорят, но, боюсь, когда Всевышний раздавал мозги, Арнольд Пикеринг стоял в другой очереди.

Старый полицейский спросил, не хочет ли Сэди к нему приехать, и она ответила, что заглянет завтра.

– Тогда прямо с утра. В полдень приедет моя дочь Бесс, чтобы отвезти меня на прием к врачу. – Он немного помолчал и тихо добавил: – Она не одобряет мой столь длительный интерес к этому делу. Называет его одержимостью.

Сэди улыбнулась в трубку. Как знакомо!

– Ей бы хотелось, чтобы я увлекся бриджем или начал собирать марки.

– Я умею хранить секреты. Буду у вас в девять.

И вот она приехала, сидит ясным субботним утром в Полперро на кухне у Клайва Робинсона, а между ними чайник чая, тарелка диетического печенья и нарезанный фруктовый торт. На выдвижном столике – вышитая скатерть и, судя по складкам от утюга, ее только что постелили. Сэди неожиданно растрогалась, когда заметила на кромке маленький ярлычок и поняла, что скатерть лежит изнанкой вверх.

Если, Клайв, похоже, Сэди обрадовался, то большую черную кошку вторжение явно разозлило.

– Не обижайтесь на нее, – сказал Клайв гостье, почесывая злобно шипящую зверюгу под подбородком. – Она сердится на меня – за то, что я уезжал. Молли у меня ревнивица.

Сейчас кошка следила за происходящим, устроившись на солнечном подоконнике между горшков с душистыми травами, недовольно урчала и предостерегающе била хвостом.

Сэди взяла печеньку и просмотрела оставшиеся вопросы из подготовленного списка. Она хотела сперва прощупать почву, а уж после решить, стоит ли выкладывать свою теорию старому полицейскому. Сэди немного сомневалась в его компетентности. Вряд ли человек на пороге девяностолетия помнит подробности дела, над которым работал семьдесят лет назад. Однако Клайв быстро развеял ее сомнения, и Сэди уже исписала несколько страниц в своем блокноте.

– Я никогда не забуду это дело, – признался Клайв, разливая чай через ситечко. – Может, с виду не скажешь, но у меня хорошая память, а дело Эдевейнов мне особенно запомнилось. Я не смогу его забыть, даже если захочу.

Он ссутулил узкие покатые плечи под отутюженной рубашкой с воротничком. Сэди подумала, что Клайв из того поколения, что свято верило в опрятный внешний вид.

– Понимаете, это было мое первое дело. – Он внимательно посмотрел на нее сквозь толстые стекла очков. – Впрочем, вам ли не знать, вы же из полиции.