Дом у озера Мистик

Энни собиралась ответить дочери: «Да, конечно, я люблю папу», но посмотрела Натали в глаза и увидела в них взрослое понимание. Поэтому Энни обратилась не к девочке, а к взрослой девушке, которой стала ее дочь.

— Я любила твоего папу еще тогда, когда была совсем юной. Сейчас у нас трудный период, вот и все.

Натали тогда сказала:

— Он тебя любит. Я знаю, он любит и меня, но я это не чувствую, его любовь какая-то холодная. Я хочу сказать, она совсем не похожа на то, как любишь ты, мама.

Услышав это, Энни прослезилась. Ей было грустно сознавать, что Натали по-настоящему не знает, какой может быть отцовская любовь. Это потеря в ее жизни, которую невозможно восполнить никогда. В эту минуту она подумала об Иззи.

Энни закрыла глаза и откинулась на подушку, вспоминая Ника и Иззи. Ник согнулся над игровой доской, играя с дочерью в «Конфетную страну», а вот он играет с Иззи в Барби и пищит фальцетом: «Вы не видели мои голубые туфли для танцев?»

Вчера, когда они с Натали ездили к врачу, Энни не смогла избавиться от воспоминаний, и это было очень болезненно. Рядом с ней не было мужа, который бы держал ее за руку и подшучивал над тем, что ей все время хочется в туалет, мужа, который смотрел бы вместе с ней на экран монитора ультразвукового аппарата и восхищался бы маленьким чудом.

Не было Ника.

Энни спрашивала себя, долго ли так будет продолжаться, проведет ли она всю оставшуюся жизнь с ощущением, что и мысли ее, и душа пребывали совсем в другом месте и в другом времени?

Первое письмо было коротким и пришло в помятом конверте. Слова «Мистик, штат Вашингтон» на размытом голубом штемпеле едва можно было разобрать.

Энни очень осторожно открыла розовый конверт и достала листок бумаги. Это был рисунок тушью, вид горы Олимпус, в него было вложено письмо от Иззи.

«Дорогая Энни!

Как поживаешь? Я харашо.

Цвиты очень кросивыи. Сигодня я училась кататся на вилосипеде.

Было весело.

Я по тибе скучаю. Кагда ты приедешь домой?

С любовью, Иззи.

P. s. Это письмо мне памогал писать папа».

Энни сжала листок в руке. Все в этом письме, каждая ошибка трогали ее до глубины души. Она сидела в кровати, смотрела за окно на безоблачное голубое небо и мечтала, чтобы пошел дождь. Конечно, она должна ответить Иззи на письмо, но что она напишет? Несколько слов, не содержащих никаких обещаний? Или пустые уверения в том, что они конечно же останутся друзьями? Но ведь и друзья иногда расходятся в разные стороны…

Слов, которые действительно имели значение, было совсем немного. И они были самыми правдивыми из всех.

Я тоже по тебе скучаю, Иззи.

Энни открыла ящик тумбочки, достала ленту для волос, которую ей дала Иззи, и провела рукой по атласной ткани. Завтра она напишет Иззи ответ, но письмо не передаст того, что действительно важно, в нем не будет того, что Иззи хотела бы услышать.

Энни сняла трубку телефона, стоявшего рядом, на столике, долго слушала длинный гудок, потом медленно опустила трубку. Звонить Нику и Иззи было бы жестоко. Нечестно было бы потревожить их, чтобы притупить чувство собственного одиночества. «Энни, прошу тебя, — сказал тогда Ник, — не бросай мне надежду, как кость, которую я должен закопать на заднем дворе».

— Мама? — Натали заглянула в спальню. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Энни шмыгнула носом и отвернулась.

Натали подошла к кровати, села и придвинулась к Энни:

— Мама, ты в порядке?

«Нет, — хотелось сказать Энни. — Я не в порядке. Я скучаю по мужчине, которого люблю, и его дочери, я скучаю по месту, где количество осадков измеряется в футах, воздух никогда не бывает сухим и где взрослый мужчина играет с шестилетней девочкой в настольные игры». Но о таких вещах не говорят своим детям, какими бы взрослыми они ни выглядели.

— Я в порядке, дорогая, со мной все хорошо.

Как Энни ни старалась быть прежней, у нее это не очень-то получалось. Не важно, сколько прежних привычек она сумела воскресить, она все равно чувствовала, что все чаще спотыкается и выскальзывает из старой колеи. Она видела свое будущее, затянутое туманом потерянных шансов и упущенных возможностей.

Лето ворвалось в Южную Калифорнию на волне непривычной для этого времени жары. Холмы Малибу высохли и стали коричневыми. Листья скручивались и умирали, падая на искусственные зеленые лужайки, словно клочки опаленной бумаги.