Дом у последнего фонаря

Вспыхнувшая под потолком лампа осветила обстановку, которую Александра хорошо помнила. Несколько шкафов, газовая плита с подсоединенным к ней красным баллоном, большой круглый стол, покрытый изношенной скатертью. Дверь в глубине вела в другое помещение, которое Лыгин целиком отдал под коллекции. Вдоль длинной стены кухни поднималась лестница в мансарду, где располагалась спальня коллекционера. В прошлый визит Александра побывала и там, потому что вещи, как водится у собирателей, расползлись по всему дому.

— Я уже здесь! — крикнула женщина, встав на первую ступеньку лестницы и задрав голову к светящемуся проему в дощатом потолке. — Дмитрий Юрьевич!

И вновь нет ответа. «Кажется, он попросту ушел. Черт его знает куда?! Включил фонарь во дворе и ушел. Выходка вполне в его духе. Может быть, он не собирался ждать меня дольше двух часов?! Обиделся?! Хочет наказать?!»

— Послушайте! — уже без всякой надежды проговорила Александра, медленно поднимаясь по крутой лестнице. — Послушайте…

На предпоследней ступеньке женщина остановилась.

Отсюда она видела всю мансарду.

Вот большое окно, плотно завешенное одеялами. Включенная настольная лампа с розовым шелковым абажуром. Письменный стол, заваленный кипами бумаг. Стопки книг по всем углам и составленные друг на друга ящики с коллекциями. Широкая тахта под скатом крыши, несколько скомканных пледов и одеял на ней. Вот подушка на полу…

Подушка на полу.

Взгляд Александры вернулся к подушке, которой было вовсе не место на полу посреди спальни. Женщина преодолела последнюю ступеньку, сделала шаг и наклонилась, чтобы поднять подушку и положить ее на тахту.

Позже она не раз спрашивала себя, зачем сделала это. Из врожденной любви к порядку? Увы, в ее собственном жилище всегда властвовал хаос. Просто потому, что подушка мешала ей пройти к столу, присесть в продавленное кресло, чтобы спокойно дождаться возвращения Лыгина? Но Александра не могла припомнить, что собиралась его дожидаться. В ту минуту ее обуревали другие чувства. Обида. Растущий гнев. Желание посчитаться с человеком, так много мнившем о себе и так мало уважавшем ее. Желание никогда больше его не видеть.

Она помнила, что хотела достать из кармана куртки визитку таксиста, позвонить и сказать, чтобы он возвращался в поселок и забрал ее. Ориентир был прекрасный — единственный горящий фонарь. Дом у последнего фонаря.

Вместо этого женщина наклонилась и подняла с пола подушку.

Под ней обнаружился предмет, который Александра сразу узнала. Довольно массивная цепочка из темного металла с необычной подвеской, привлекшей ее внимание еще в день знакомства с Лыгиным. Тогда украшение было надето им поверх свитера, и художница не сводила с подвески взгляда, пока Лыгин не спросил, по своему обыкновению резко и нелюбезно:

— Ну, в чем дело? Это я НЕ продаю.

— Я только пыталась определить время изготовления подвески, — смутилась Александра.

— И что вы об этом думаете? — Как и ожидала женщина, Лыгин смягчился.

— Затрудняюсь сказать… Это ведь двуликий Янус? Но работа, безусловно, не римская… Может быть, Позднее Возрождение? — И так как Лыгин молчал, она поторопилась поправиться: — Нет, вернее всего, модерн. А сделано в Италии.

Лыгин начал улыбаться, медленно растягивая сухие губы, не сводя с женщины сощуренных, черных, как смола, глаз:

— Янус двуликий, Janus Bifrons, бог входов и выходов, начал и концов, дверей, врат и мостов… Одно его лицо — мужское, другое — женское. Одно лицо соответствует прошлому, которого уже нет, другое — будущему, которого еще нет. Но есть и третий, сокровенный лик, взгляд которого устремлен в настоящее. Этот лик невидим, так же как и настоящее — неуловимое мгновение перехода из прошлого в будущее. — И, откашлявшись, насмешливо добавил: — Было забавно наблюдать, как вы пытались датировать подвеску. Вас швыряло аж по двум тысячелетиям, и вы так ни на чем не остановились. И кстати, ни разу не угадали. А что вас сбивало с толку? Янус. Вы решили, раз божество римское, это может быть или сам Рим, или Возрождение, когда такие темы вновь вошли в моду, или модерн, достигший вершины в стилизации. Но это вовсе не Янус.

— Как?

— Это Бафомет. — Лыгин уже открыто улыбался, наслаждаясь растерянностью Александры. — Герметический брат Януса, также божество, но тайное. Подвеску эту сняли с шеи Великого магистра рыцарей-храмовников Жака де Моле, перед тем как подвергнуть его пыткам и впоследствии сжечь. Папа Климент V, расправившийся с орденом, приказал отвезти в Рим все архивы инквизиции, касавшиеся процесса над тамплиерами. Подвеска хранилась в Ватикане среди самых важных улик, свидетельствовавших якобы о связях ордена с дьяволом. Но, как видите, была кем-то украдена.

— Значит, это примерно четырнадцатый век?

— Я не рискну утверждать, когда она была изготовлена и, главное, КЕМ, — Лыгин провел пальцем по темному, будто обожженному металлу, — знать наверняка ничего нельзя. Но как бы то ни было, с этой вещью я не расстанусь никогда. Прочее можете беспощадно продавать.