Дом у реки

— Таким — это каким?

— Таким вздорным.

— И ты вот это вот все, — зарычал Тед, — лила ей в уши!

— Я сочиняла для нее тот рассказ, который она хотела слышать. Так делают все писатели, Тед.

Ева, спрятавшись на лестнице и затаив дыхание, слушала. А Кит продолжала свою тираду:

— Эта публичность, эти условности. Да мы должны быть за них благодарны! Чем больше продается моих книг, тем легче жить нам всем. Я иногда завидую тебе. Ты не связан по рукам и ногам этим проклятым контрактом. Тора, черт ее подери, Рейвенстоун будет со мной еще долгие годы. А ты волен писать все, что захочешь… или нет.

Тед молчал.

Кит вздохнула:

— Возможно, пора подумать о той жизни, которая тебе нужна, Тед. Давай будем честны друг с другом.

— Что ты хочешь сказать?

— Столько лет, Тед, столько лет ты пытаешься писать. Неужели ты никогда не задумывался о том, что будешь гораздо счастливее, если попробуешь заняться чем-то еще? Отвлечешься от слов, займешься тем, что с ними никак не связано, и, возможно, они придут к тебе снова.

— Ты считаешь, чтобы стать источником мудрости и кладезем таланта, надо написать несколько дрянных бестселлеров? Серьезно? Я не смогу нафигачить столько чуши. Я хочу, чтобы то, что я пишу, было действительно ценным.

Оба, и Кит, и Тед, надолго замолчали.

— А что было бы со всеми нами, с нашей семьей, если бы я не писала свои «дрянные бестселлеры»? Скажи, что?

— Господи, Кит, ты слышишь себя?

— Ты можешь винить меня. Можешь винить всех на свете. Но ты не можешь не замечать, Тед, что единственный человек, которого ты никогда не обвиняешь, — это ты сам. А ведь ты можешь многое изменить. Только ты можешь писать свои пьесы.

Кит вылетела из гостиной. Ева помедлила еще минуту, дожидаясь возможности ускользнуть в сад незамеченной, и спустилась по лестнице.

Покрывало, расстеленное для пикника, лежало на лужайке перед домом, шахматная партия была брошена посреди игры. Ева слышала смех сестер, доносящийся из сада. Она прошла до ручья, который бежал вниз, к реке, мимо старой кривой яблони. На фоне солнечных лучей маячили фигуры обеих сестер, мошки роились вокруг них. Ей было непонятно, чем это они заняты, пока она не подошла ближе и не увидела сверкающее лезвие перочинного ножика в руке Люси.

— Та-да-м, — сказала та, отойдя от ствола, чтобы показать результат Еве.

— Что там? — спросила она, прищурившись.

На коре яблони были вырезаны пять букв — К. Т. Е. Л. М.

— Это для потомков.

— Зачем?

Люси улыбнулась:

— Потому что ты скоро уедешь. Но куда бы ты ни отправилась, где бы ни жила, это дерево служит доказательством того, что ты всегда здесь. Мы все здесь.

— Какая же ты дурочка, Ева!

— Угу, — пожала она плечами.

Марго, неуклюже протянув свою перевязанную руку, сорвала с ветки одно за другим три яблока.

— Еще рано, — сказала Ева. — Они еще зеленые.

— Да ерунда, — засмеялась Марго.

Ева откусила яблоко. Оно оказалось не просто неспелым — рот сводило от его кислоты. Она выплюнула и запустила яблоком в изгородь. Но горький привкус не исчезал. Она снова посмотрела на эти пять букв, вырезанные на стволе старого дерева. «Ты принадлежишь этому месту». Наверняка Люси права, но Ева дождаться не могла, когда же наконец увидит, что уготовано ей вдали от Уиндфолза.

Тед шагал по гравийной дорожке. Он не знал, куда идет, главное — прочь, подальше от дома. Здесь он не выдержит больше ни минуты. Не выдержит больше ни одного слова Кит, подобного тому, что она только что говорила ему.

Когда они впервые встретились, она внимала каждой его фразе. О, как она умела слушать! Дурной тон признаваться в этом, но отрицать все равно нельзя: именно слепое обожание Кит в то время помогало ему чувствовать себя настоящим мужчиной. Ее обожание, ее поддержка и ее уважение.

Но в последние годы все это куда-то делось, исчезло, рассыпалось, как рассыпаются здания во время землетрясения. Вот и у них произошел какой-то тектонический сдвиг в отношениях.

«Столько лет, Тед, столько лет ты пытаешься писать. Неужели ты никогда не задумывался о том, что будешь гораздо счастливее, если попробуешь заняться чем-то еще?»

Эти слова острее бритвы резали его по живому. Вдвойне больнее было еще и оттого, что они отражали и его собственный страх. Столько лет. Сколько лет прошло с тех пор, как он впервые познал сладкий вкус успеха, когда его все называли одним из лучших молодых драматургов страны. И что сейчас? Потертый безработный мужчина с кризисом среднего возраста, который живет на гонорары жены. Кто он? Никто. А она — она всемирно известная писательница К. Т. Уивер.