Дом у реки

Это могло длиться минуты… или больше… Марго понятия не имела, когда в темноте появилась фигура, бегущая по тропинке от дома. Марго наблюдала за женщиной в длинной ночной сорочке, с рассыпавшимися по плечам волосами.

— Нет! — кричала она, обхватив голову ладонями. Лицо ее было перекошено ужасом. — О боже мой, нет!

Кит повернулась в сторону причала и, увидев скрюченную фигуру дочери, все поняла. Марго заметила гримасу узнавания на ее лице. Мать полыхала яростью.

— Что ты наделала?! — кричала она и рвала на себе волосы, глядя на нее сквозь сполохи огня. — Что, черт возьми, ты наделала?! Моя книга!

Тело Марго онемело от усталости и шока. Она тяжело сглотнула, чувствуя во рту вкус пепла и дыма, и зашептала:

— Исчез. Исчез. Его больше нет.

Воскресенье

34

Люси лежит возле похрапывающего во сне Тома. Тусклый свет раннего утра расползается по комнате. Она знает, что тоже должна поспать. Ее тело не будет благодарно этой бессоннице, но все бесполезно. Радостная вечеринка до сих пор пульсирует адреналином в ее венах, но ее перекрывает ужас откровенного рассказа Марго, фрагменты которого всплывают в ее голове. Услышав крик черного дрозда за окном, Люси сдается и выскальзывает из-под одеяла.

Она натягивает угги, плотно укутывается в шерстяной кардиган поверх пижамы. Где-то в животе тупо пульсирует привычная боль. Она уже не обращает на нее никакого внимания.

В доме разлита тишина и спокойствие, точно в лесу, по которому прокатилась буря. В гостиной какой-то свадебный гость притулился под пледом, видны только его босые ноги, свисающие с дивана, и слышен мягкий храп. На кухне полный кавардак. Длинный дубовый стол завален пустыми винными бутылками, грязными бокалами и тарелками с недоеденным сыром. Колесо сыра бри, которое никто не догадался убрать в холодильник, медленно тает, превращаясь в вязкую лужу. Гроздь винограда заветрилась и покоричневела. Пепельница завалена окурками. Люси смотрит на эти признаки удавшейся вечеринки с тихим торжеством и выходит на крыльцо, залитое утренним светом. Ей нужно побыть одной, прежде чем приступить к уборке.

Воздух, яркий и чистый, уже дышит осенью, над рекой стелется туман и скрывает ее из виду. Она идет по саду, мимо тлеющих остатков костра, мимо шатра, обмякшего от влаги, бутылки из-под шампанского, брошенной в траве, сквозь аромат упавших на землю яблок. Ее пижама впитывает утреннюю росу.

Где-то наверху снова кричит черный дрозд. Не он ли своим криком поднял ее с кровати и заставил выйти сюда? Она плотнее закутывается в кардиган и идет к дереву, упавшему возле ручья. Она садится на него и видит пять букв — К. Т. Е. Л. М., вырезанных на стволе старой яблони. Пять букв, подтверждающих присутствие их семьи на этом холме, в этом пейзаже. Она пытается представить эти инициалы без буквы «Л», как будто стирает себя из реальности, и тяжело сглатывает.

Ее взгляд вновь возвращается к дому на самой вершине холма, залитому утренним светом. Их семейному гнезду, месту хаоса и печали, но и любви, и безопасности. По крайней мере, она всегда думала о нем именно так. Но откровенный рассказ Марго, который они с Евой услышали всего несколько часов назад, потряс ее до глубины души. Как же сестра столько лет носила бремя этой жуткой тайны? Почему никто из них так и не увидел, через что ей пришлось пройти, что ей пришлось пережить — как физически, так и морально? Почему никому из них не пришло в голову взглянуть на нее повнимательней, копнуть чуть глубже? Как же быстро они истолковали все случившееся как подростковый бунт. И поскольку Марго возвела вокруг себя непроницаемые стены, они все позволили ей ускользнуть от них. Они отвернулись. Люси чувствует, как ее затопляет стыд за то, что она все пропустила и не смогла вовремя прийти на помощь.

Она вспоминает выражение лица Марго, когда та, лежа между сестрами, смотрела на угасающее пламя костра и рассказывала им об изнасиловании и о ребенке, которого она втайне ото всех носила девять месяцев. Она вспоминает слезы Марго, когда та рассказывала им о родах. Он просто уснул, говорила она. Ей хотелось так думать. Она сказала, что он не издал ни звука. Синий младенец с пуповиной, обернутой вокруг шеи.

— Что ты сделала? — спросила Люси, страшась ответа.

Марго, закрыв глаза, долго молчала.

— Я не могла прикоснуться к нему, — ответила она после долгой паузы. — Но не могла и не прикоснуться. Я отнесла его к реке. Я почти ничего не соображала.

«Его». От одного этого слова Люси только усилием воли заставила себя не расплакаться.

— У тебя был шок, — мягко проговорила Ева и взяла Марго за руку. — Расскажи, что было дальше.

И она рассказала, что сначала собиралась спрятать ребенка в реке.

— Я просто хотела, чтобы он исчез. Думала, он просто уплывет. Исчезнет. Но когда подошла к воде, не смогла. Мне показалось это неправильным. Вода была слишком холодной, и я не смогла опустить его туда.

Люси закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. А Марго рассказывала, как она голыми руками копала могилку на берегу, впиваясь ногтями в землю.