Дом у реки

Снова повисает неловкая тишина. Кит мысленно ругает себя за такой выбор слов. Они просто болтались в воздухе, поймав затянувшееся напряжение и удерживая его на месте.

— В этом вся Люси, — замечает Марго, явно пытаясь избавиться от того же самого ощущения, — романтичная… импульсивная… живая.

Кит снова смотрит на Марго. Она всегда помнила все до малейшей детали. Помнила четырехлетнюю Люси и семилетнюю Еву, которые нянчились с новорожденной Марго. Помнила, как они лежали в высокой траве сада рядом с колыбелью, укачивая ее и меняя пеленки, совершенно влюбленные в свою маленькую сестренку. Помнила, как Марго хвостиком ходила за Люси и Евой по дому и саду, словно маленькая тень. Как она сворачивалась на коленях отца, когда приходило время ложиться спать, сосала большой палец, пока Тед читал ее любимую книгу. Помнила вечера, которые проводила у кровати Марго, поглаживая ей спинку, а та урчала точно котенок, слушая фантастические истории, которые она придумывала буквально на ходу. Помнила, как Марго собирала их всех в гостиной на диване, а сама театрально выступала из-за занавесок и исполняла песни и пьесы собственного сочинения. Она помнила и то лето, когда шестнадцатилетняя Марго уехала с одним рюкзаком за плечами. Когда она зашла на кухню с решительным выражением на лице: «Я больше не могу здесь жить». Ровно шесть слов, на которые Кит ответила: «Думаю, так будет лучше» — и отвернулась. Не потому, что ей было все равно, нет, просто она не хотела, чтобы Марго видела, насколько ей не все равно. С тех пор прошло восемь лет, и все это время они почти не разговаривали.

Под весом этих воспоминаний Кит вдруг чувствует, как ей хочется подойти и обнять Марго, притянуть ее к себе, прижать к груди. Но лицо дочери непроницаемо, и Кит сомневается, что та будет рада ее прикосновениям. Вновь развернувшись к плите, она мешает спагетти. По крайней мере, кажется, что Марго хотя бы пытается… притвориться, что все может быть нормально. Она тоже попытается.

— Вся Люси. Да. Когда она спросила, можно ли провести здесь церемонию, я с радостью согласи лась. Хоть и не ожидала ничего такого.

Марго кивает, нож в ее руке продолжает стучать по разделочной доске, рассекая листья на тонкие полосы.

— К тому же неплохо чем-то себя занять. Чем-то, кроме работы.

Стук замолкает. Обернувшись, она натыкается на пристальный взгляд Марго, стальной нож в ее руке в свете лампы над столом горит, точно факел.

— Ты снова пишешь? — прищуривается она, голос ее слегка дрожит.

Кит думает о скомканной бумаге, разбросанной по полу ее кабинета наверху, и почти пустом, лишенном заголовка листе.

— Нет. Я думала написать приквел к «Редким элементам», но издатель хочет, чтобы я закончила историю Торы Рейвенстоун.

Краем глаза она замечает, как Марго отхлебывает из бокала. С губ срывается напряженный смешок.

— Судя по гонорарам, которые я получаю, интерес читателей к ней не угас. Мне стоит быть благодарной. Хотя порой кажется, что я прикована к чудовищу. — Кит тоже делает глоток вина, пытаясь унять беспокойство. Они обе поняли, что ступили на тонкий лед. Поставив бокал обратно на стол, Кит вдруг неожиданно сказала: — Если честно, я не могу найти в себе силы, чтобы вернуться к работе с тех самых пор, как… С момента… После перерыва. Он опустошил меня. — И ждет, чувствуя, как колотится в груди сердце. Они впервые за восемь лет говорят о случившемся, и она не знает, что сейчас скажет Марго. Кит хочет… да, она хочет услышать извинения. — То, что было утрачено, — добавляет она, не выдержав молчания Марго, не находя в себе силы обойти еще одну ловушку, отчаянно пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию, — невосполнимо.

Взгляд Марго закаменел, она стоит стиснув зубы. В ее карих глазах — точь-в-точь как у отца — горит гнев, при виде которого Кит делает последний шаг на опасную территорию, раскинувшуюся между ними. Что ж, ладно. Пора бы уже добиться от Марго хоть какой-то реакции.

— Не хочешь ничего мне сказать?

— Мама, — отвечает Марго, и само это слово уже звучит как предупреждение, — не сегодня. Пожалуйста, давай хотя бы один вечер не будем ворошить прошлое.

— Не будем ворошить? — Кит еле сдерживается. Восемь лет они молчали об этом. — Мне не нужно от тебя ничего, кроме извинений. — Она даже удивилась, как спокойно и примирительно прозвучал ее голос, как здраво она себя повела.

— Извинений? Я и ночи здесь не провела, а ты уже хочешь выкопать…

— Да. Я хочу выкопать, — перебивает она, чувствуя нарастающий гнев, желание разбередить старые раны, жажду, которую можно утолить лишь жесткими словами. Это копилось в ней так долго. Ей надо излить наружу эту боль, это отчаяние, и нужно, чтобы Марго приняла ответственность… Или хотя бы попыталась объяснить то, чего сама Кит понять не могла.

— То, что ты сделала, Марго, было… Разрушительно. Я хочу, чтобы ты поняла это. Что ты поняла, что было утрачено. Неужели так сложно признать, что ты заставила кого-то страдать. Неужели так сложно сказать «прости» спустя столько времени?

Марго глубоко вздыхает, смотрит на нож в руке и осторожно кладет его на стол.