Дом-убийца в кольце огня

Следующие десять лет жизни, судя по записям, пролетели быстро и без заметных событий – лишь неприятности и проблемы, связанные с изданием книг. Дневники были заполнены гневными описаниями людей, послуживших прообразами персонажей, и ехидными замечаниями в адрес редакторов, критиковавших работы автора.

Одна из записей касалась сына Юдзана – Такаюки Такарады:

«Появились обвинения в коррупции в адрес компании моего сына. После моих расспросов он признался, что это правда. Я знал! Я всегда это знал. Он – человек дела! Я потребовал не молчать, а рассказать все мне. Я хотел знать, каков был его замысел, как он планировал все скрыть. “Отец, ты же не сердишься?” Я едва сдержал смех, когда смотрел на его виноватое выражение лица. Он ни черта не понимает! В моей семье есть преступник. Я знаю о нем все: его прошлое, его мысли – все! Он совершил преступление.

Это же идеальный материал для нового романа!»

– Это ты ни черта не понимаешь! – сказала Коидэ, возможно, желая, чтобы Юдзан, мирно спящий в своей кровати, ее слышал.

Девушка вспомнила реакцию Такаюки, когда она упомянула взятку при их первой встрече.

Коидэ положила дневник обратно в ящик стола. Еще раз оглядела стол, провела по столешнице большим пальцем и, обернувшись, посмотрела на Юдзана. Тот по-прежнему спал.

Ты же все равно не заметишь, даже если я плюну тебе в рожу?

Она поискала какие-нибудь документы, связанные со строительством особняка, которые могли бы помочь в поисках тайного прохода, но стол был завален только распечатками критических статей или издательских договоров. Никакой информации о доме.

Коидэ еще раз напоследок обвела взглядом комнату, дабы убедиться, что все осталось в том же виде, что и до ее прихода.

Следом она направилась в комнату Цубасы. На двери висела табличка с ее именем в окружении музыкальных ног и ангельских крыльев[42].

Довольно миленько.

Причудливый интерьер. Кровать с кружевным балдахином. Белое пушистое покрывало. Коидэ вспомнила лицо Цубасы и заключила, что комната очень подходила девушке.

Для меня слишком уж мило!

Неприметный письменный стол, на краю которого стоит ароматическая свеча. Ящики стола забиты разными учебниками и задачниками, должно быть, нужными для выполнения задания на лето. Учебники для третьего класса старшей школы. Страницы рабочей тетради полностью исписаны – все упражнения уже сделаны. Коидэ улыбнулась, засунула учебники обратно в ящик стола и достала пластиковую канцелярскую папку, торчавшую из нижнего ящика. Беззвучно вздохнула. В папке было несколько листков бумаги. Коидэ извлекла их и разложила на столе.

Грубые наброски, в которых читался план этажей этого дома! Судя по всему, их сделала сама Цубаса – на листах было много пометок, круглый аккуратный почерк был очень похож на девичий.

А девчонка-то не промах!

Рисунки были любительскими, линии – дрожащими, но общие очертания комнат легко угадывались. На одном из них даже было тайное помещение с лебедкой, удерживавшей подвесной потолок. На рисунках было и несколько пока неизвестных Коидэ механизмов. Так, например, коридор второго этажа был намеренно наклонен, а некоторые картины на стенах обозначены как скрытые двери. Столовая и залы соединялись общим проемом. Некоторые пометки, казалось, были лишены всякого смысла…

Выходит, это рисунки самой Цубасы. Почему же на них нет указания на потайной ход?

Коидэ рассмеялась. Все решили, что Цубаса – милая дурочка, но у нее, похоже, были свои секреты.

Зачем юной девушке могли понадобиться эти рисунки? Это дом ее деда, в котором она проводила летние каникулы. Кроме того, здесь в избытке потайных ходов и различных ловушек. В то же время, если вспомнить, как она обрадовалась приходу Кацураги и Тадокоро, девушка была крайне подвержена скуке. Она, должно быть, успела как следует изучить дом… Но кто-то точно доставал рисунки совсем недавно. Конечно, это была сама Цубаса. Коидэ присмотрелась к наброскам и заметила слово «сокровища!», выведенное аккуратным почерком у одной из стен комнаты с подвесным потолком. Однако она прекрасно помнила, что комната была абсолютно пустой – любой предмет мебели не позволил бы свободно опустить потолок.