Дом учителя

– Мы ведь с вами, Татьяна Петровна, давно на свете живем. И сколько разных браков и свадеб видели. Горячо влюбленные под венец идут, что там идут, у них подметки горят, как хочется скорее законно вместе находиться. А потом все-таки размолвки, и ссоры, и проблемы, и печаль, и слезы, и разочарования. С нелюбимым в ЗАГС – это запрограммированный провал. Стерпится – слюбится? Я такого не встречала. У меня была школьная подруга Катя. Встречалась с парнем, с кем-то ведь надо встречаться. Он очень нравился Катиным родителя: надежный, основательный, высокий, красивый плюс добытчик, что по тем нищим временам было едва ли главным качеством. Подкатило к свадебке, а Катя вдруг: «Нет! Я его не люблю! Он тупой, мне с ним скучно». Катина мама в истерике: «Мы тебе уже платье свадебное сшили, все деньги потратили и достали банку сельди, будет что с нашей стороны на стол поставить». Банка сельди! Тогда, в девяностые, в провинции это была ценность. Мама стояла перед Катей на коленях: «Не позорь нас!» Мама, конечно, считала, что Катя упускает свое счастье. Но и селедка свою роль сыграла. Катя сбежала от мужа через три месяца. Примчалась ко мне в Москву, я там в институте училась: «Меня выдали замуж из-за банки сельди!»

– Господь уберег, – мелко перекрестилась мокрой рукой Татьяна Петровна, – не забеременела твоя Катенька. А то бы – куда денешься. Я по большой любви замуж выходила. Не подметки у нас полыхали, мы с головы до ног горели. У мужа был брат Колька. Гулял с девушкой, сосватали, свадьбу назначили. За неделю он возьми да и заяви: мол, не могу жениться, не судьба моя она, девушка-то. Родители в ужасе. Не позорь нас перед людьми: продукты уже куплены и приглашения разосланы. Колька – ни в какую, не моя она судьба. И что за Колю в положительном плане говорит: он с невестой все обсудил, мол, мы не пара. И она вроде бы согласилась. А потом началось такое давление с двух родительских сторон, их-де опозорят на всю оставшуюся жизнь, как людям в глаза смотреть станут.

– Вот и я о том же. О нашей извечной оглядке на мнение других. Что люди скажут, что люди подумают. Слюбилось у них после свадьбы?

– Где там! Мука мученическая, а детки-то народились, их поднимать надо, не разбежишься, не разойдешься, как в море корабли. Анна Аркадьевна, дальше я сама тут управлюсь, вы идите отдыхать. Спасибо вам! Низкий поклон! Так помогли мне сегодня!

– Полноте. Я ведь молчала большей частью.

– Как умный человек молчит и как дурень – очень разнится.

– Татьяна Петровна, сегодня мы были свидетелями того, как Юра, в противоположность своему дяде, не прогнулся перед чужой волей, не уступил общепринятой морали. Согласитесь, что это непросто и требует мужества. Другое дело, – размышляла вслух Анна Аркадьевна, – что их подобного рода стойкость напоминает возведение кирпичной стены с единственной целью написать на ней похабное слово.

Татьяна Петровна не поняла про каких «их» говорит Анна Аркадьевна и слегка обиделась за сына:

– Юрчик пристройку построил, а не стену. На заборах он писал, только когда совсем маленьким был.

– Вы правы, – механически кивнула Анна Аркадьевна. – Они еще не излечились от детских болезней. Я много раз наблюдала, как дети строят замки из песка или лепят снеговика. А потом с большим азартом крушат свою работу. Что им доставляет большее удовольствие, строить или разрушать?

– Я не знаю, – ответила Татьяна Петровна.

– И я тоже.

Через два дня Юра провожал Анну Аркадьевну на вокзале. Катил от такси чемодан, нес дорожную сумку, у нее в руках была только надежно упакованная картина с котом-охотником. Юра устроил багаж в купе, они вышли на перрон прощаться.

– Доброго пути! – сказал Юра, который явно не знал, какие слова говорить, и тяготился.

Анна Аркадьевна поманила его указательным пальцем, заставила склониться, сказала на ухо:

– У меня к тебе просьба, даже не совет. Обнимай и целуй мать, когда уходишь из дома и возвращаешься. Будь счастлив, мальчик!

Москва

1

После лечения Анны Аркадьевны в Кисловодске прошло больше полугода, и она уже не помнила ни милую хозяйку, ни ее сына. На Новый год поздравила по телефону Татьяну Петровну, а на Восьмое марта, хотя и собиралась, забыла. Нераспакованная картина с котом, вовремя не отвезенная на дачу, пылилась за диваном.