При этих словах открытая добродушная физиономия трактирщика преобразилось словно по волшебству. Добряк разом помрачнел, серые глаза его потемнели; он суетливо провел ладонью по губам – и улыбки как не бывало. Не приходилось сомневаться: это имя что-то для него значило, но что именно – трактирщик открывать не спешил, да и на последующие расспросы Оливера внятного ответа не дал.
– Что до собаки, держу пари, здесь кроется некая тайна, – вот и все, что сказал мистер Айвз, со своей стороны ставя точку в дискуссии. Он прочистил горло, вспомнил внезапно, что неотложные дела призывают его в залу для отдыха, и со всех ног устремился туда.
– Чертовски странно, – пробормотал сквайр, впервые проявляя к предмету обсуждения живой и непосредственный интерес.
– А что не так? – осведомилась Черри, поведением отца весьма озадаченная.
– Сдается мне, услышав имя «Эдит», ваш отец отчего-то встревожился, – промолвил Оливер.
– Понятия не имею, сэр, с какой бы стати; я не знаю никого с таким именем – ни собаки, ни женщины, – и, сдается мне, у отца таких знакомых тоже не водится.
– Похоже, у этого священника есть друзья в деревне, – промолвил Оливер спустя некоторое время, уже после того, как по своим делам ушла и Черри. – Просто он не попался девушке на глаза, вот и все. Марк, а ты что скажешь?
В ответ сквайр буркнул что-то неразборчивое и глотнул пива; из чего Оливер заключил, что никакого определенного мнения по данному вопросу у его друга пока нет.
В течение почти всего разговора доктор Холл хранил свойственное ему безмятежное спокойствие, но теперь, едва Оливер с Марком обратились к нему за советом, обнаружилось, что он взыскует у долговязого Джинкинса новой порции пива. От природы доктор к пьянству не склонялся; одной пинты ему обычно хватало на целый вечер – сей достойный эскулап был куда более привержен к горячему чаю и кофе, нежели к алкоголю. Марк отлично это понимал в отличие от Оливера, чужака в здешних краях. К тому времени, как доктор возвратился – чуть заметно изменившись в лице, как если бы приходил в себя после глубокого душевного потрясения, – разговор уже перешел к теме Скайлингдена, и к плаванию Марка и Оливера на шлюпе накануне утром, и к тупорылому медведю, замеченному у входа в пещеру. Оливер к слову упомянул об архитектурных особенностях Скайлингдена, замеченных с судна – о руинах, в беспорядке разбросанных тут и там на краю холма, – но ответил ему, как ни странно, не доктор, а мистер Аркрайт:
– Вы абсолютно правы, мистер Лэнгли; там, в чаще леса, Скайлингден-холл стоял отнюдь не всегда. Собственно говоря, особняк как таковой возвели бок о бок с развалинами совсем иного строения.
– Что еще за строение? – полюбопытствовал Оливер, в котором сей же миг пробудился антиквар. – Значит, те древние руины – серые плиты и остатки каменной кладки – некогда были его частью?
– Безусловно.
– Так что же там располагалось?
– Аббатство, – отвечал мистер Аркрайт. – Обитель монашеского ордена, члены которого называли себя Озерными братьями. То были отшельники, и весьма ревностные. Аббатство считалось горным святилищем; там монахи и вся их братия могли предаваться медитации, приближаясь тем самым к Господу, ибо, как то и пристало пустынникам-анахоретам, предпочитали созерцательный образ жизни.
– Об этом ордене я слышу впервые.
– И здесь вы не одиноки, отнюдь. Много, много лет назад монахи отстроили свое аббатство из кирпича, извести и доброго талботширского камня. По всем отзывам, братия отличалась беспримерным благочестием: эти святые люди занимались своим делом и с деревенскими жителями почти не общались. Скажу больше: они отказывались принимать подаяния, что либо к добру, либо к худу; и тем разительно отличались от этого вашего современного ортодоксального духовенства.
– Да уж, это мне современное ортодоксальное духовенство! – кисло улыбнулся Марк, раскуривая новую сигару.
– Мне отлично известны нетрадиционные взгляды сквайра на религию, церковь и церковников в частности, – промолвил Оливер. – Нет нужды лишний раз заострять на этом внимание, мистер Аркрайт.
– Как я уже сказал, – продолжал ветеринар, все более увлекаясь, – Озерные братья жили по большей части уединенно, в хижинах и кельях в самом аббатстве, и в общем и целом вроде бы вели себя как оно подобает и надлежит монахам. Однако со временем в деревне заподозрили недоброе. Поползли слухи, будто монахи вовсе не таковы, какими кажутся на первый взгляд; будто на самом деле они отреклись от обетов служения Всемогущему и, что еще хуже, занялись черной магией и всяческими тайными искусствами. В те времена говорилось, будто их совратили демоны; и, учитывая все события последующих лет, я склонен разделять это мнение.
– Но что послужило причиной? Каким образом местные жители пришли к этой мысли?
Мистер Аркрайт расхохотался, да так, что из тесной темницы рта проглянули огромные желтые зубы.