Как правило, все состоятельные люди быстро ломаются, встречаясь с препятствиями на своем пути — каждую неделю у них возникают новые болячки. Прежде всего, практически у всех у них пониженное содержание сахара в крови, частые нервные срывы. То они плачут весь день, то сутки напролет спят. Они подвержены какой-то странной гуляющей инфекции. То вдруг им приходит блажь сидеть на витаминных инъекциях, то есть исключительно одни салаты… И так одна причуда сменяет другую. А в сущности, все это происходит только потому, что у них очень толстый бумажник. Даже под дулом револьвера я бы не поменялась с ними местами!
Все захлопали. Мэтч допила свое вино и грустно продолжила.
— Я чувствую, что во мне что-то изменилось, что-то треснуло, надломилось… Я хочу иметь ребенка. Думаю, что вдвоем нам было бы хорошо. Я вырастила бы его дерзким, уверенным в себе, даже нахальным. Я никогда не позволю себе рассчитывать и надеяться на мужа-мудака.
Женщины молчали, не зная что сказать.
Плечи Мэтч вздрогнули, и она заплакала.
Она и сама до конца не понимала, что с ней происходит. Мэтч чувствовала расположение этих женщин и полностью им доверилась. Ей была приятна их забота… Они все были матерями и знали, как утешить ее. Глубокая и необъяснимая тоска охватила ее… Мэтч позволила им разделить с ней свою боль.
Когда Френки Кэрш занимался любовью с Фритци Феррис, он отключался от всего. Даже мчась в своем вишнево-красном «феррари», обвеваемый ветром, чувствуя себя свободным, сильным и уверенным, он не мог так забыться. Он всегда отчетливо знал, кто он и где находится, всегда охранял свой тыл и свой бизнес. Но когда он был с ней, он терялся. Охваченный шелковым туманом всего ее существа, он был как слепой эмбрион — совершенно безрассудный, лишенный всякой способности мыслить.
Когда Фритци сообщила ему, что Аарон проведет остаток лета у Хартов, чтобы лучше узнать отца и сводного брата, Френки чрезвычайно обрадовался. Теперь она полностью будет принадлежать ему! Их ждали ночи, полные наслаждения. Одни в эротической стране чудес!
Но вдруг что-то произошло. Она была с ним, и в то же время он чувствовал, что мысли ее очень далеко. Все изменилось. Все было не так… Обладать ею сейчас было все равно, что обладать любой другой женщиной. Он терялся в догадках…
В тот день они закончили заниматься любовью лишь под утро. Прижавшись к нему всем телом, Фритци вскоре заснула. На ней была белая сатиновая рубашка, перехваченная в талии тонким поясом.
Проснувшись, она посмотрела на него затуманенным взглядом и медленно проговорила:
— Мне жаль, очень жаль, Френки, но мы больше никогда не должны встречаться.
Он попытался сесть, но не смог. Как будто кто-то наступил ему на грудь. Он онемел, ему не хватало воздуха.
— Ты шутишь!
— Нет. В таких вещах я никогда не шучу, — вздохнув, ответила она.
Ему удалось, наконец, приподняться. Она была сейчас серьезней, чем когда-либо.
Если бы он был старше ее или любил бы кого-нибудь раньше, он бы потребовал у нее объяснения. Но у него не было опыта в любовных делах. До сих пор женщины в его жизни легко приходили и так же легко уходили. Они были как его машины, которые он любил менять и с которыми он расставался без сожаления: быстрые, гладкие и всегда доступные.
Сейчас он не знал, как ему поступить.
Френки машинально сел в свою роскошную машину и поехал прочь по дороге, усыпанной галькой. Не сказав ни слова, не успев даже осознать до конца происшедшее, он уехал от женщины, которую полюбил впервые в жизни.
Гарри Харт лежал на кровати и смотрел бергмановские «Сцены из супружеской жизни». Он так часто смотрел эту вещь, что пленка истерлась, и он давно уже собирался купить новую кассету. Тем более сейчас, когда Аарон жил у них. Гарри не терпелось познакомить своего сына с великими произведениями любимого мастера.
Джина вышла из туалетной комнаты. Она была в белом летнем наряде.
— Ты действительно не хочешь пойти со мной? — спросила она, укладывая в сумку ручки и блокноты. Она собиралась на открытие ежегодного благотворительного аукциона в Хамптонской библиотеке. Сейчас Джина очень сожалела, что дала согласие редактору пойти туда. После аукциона Харты и Джеймсоны должны были встретиться, чтобы вместе пообедать. Они условились об этом накануне, считая, что после всех перипетий они заслужили обед в ресторане в узком дружеском кругу. Джина и Дженни любили наблюдать за публикой, а Гарри и Донни обожали омаров.
— Ты что, шутишь?! Я лучше сделаю себе клизму, чем пойду туда.
Джина засмеялась и присела рядом.
— Как знать, Гарри. Я думаю, там будет не так уж и плохо. Некоторые премии будут очень забавными.
Гарри остановил кассету.
— Ты себя успокаиваешь. Просто тебе нужно пойти туда, раз дала согласие, и написать очередные враки обо всем, что видела.
— Неправда. В редакции сказали, что я должна быть объективной.
— Все редакторы так говорят. Потом они все равно вычеркивают из материала все критические замечания.
— Ладно. Я иду одна. Значит, мы встречаемся, как и договорились, в ресторане?
— Да. Донни и Дженни обещали заехать за мной.
— Тогда до свидания, дорогой.