Как ей жилось там, лучше не вспоминать. Очень скоро она сама перестала верить в то, что осмелилась фыркнуть кому-то из них в лицо. Серолицые отучили ее фыркать, ругаться и вообще разговаривать. Но самым страшным было то, что она разучилась Прыгать. Перестала быть Прыгуном. У нее отняли то единственное, чем она в своей жизни гордилась, потому что Прыгун, сохраняющий память, – большая редкость, и она была этой редкостью, пока не угодила к Серолицым, которые что-то в ней испортили. Такое раньше случалось и с другими. Она еще в детстве наслушалась страшных историй о невозвращенцах, которые не вернулись не потому, что не хотели, а потому, что не смогли, но перестала в них верить, сделавшись Прыгуном. Слишком это просто, когда уже умеешь. Легче поверить, что можно разучиться говорить на родном языке. Серолицые сделали ее умнее. Она поняла, что и то и другое вполне возможно. Так что оставалось только терпеть и прибирать за ними блевотину. Их рвало постоянно, потому что они сидели на какой-то наркоте, от которой их желудки перестали принимать нормальную пищу. Скорее всего, она бы от такой жизни в конце концов умерла, потому что они и ее почти не кормили, но вышло так, что одна из их разрисованных подружек с чего-то решила подпалить дом вместе со всеми в нем находящимися. Пожар она устроила на одном из верхних этажей. Подвал при этом не пострадал, но Серолицые были в тот вечер заняты и утратили бдительность, так что ей удалось от них улизнуть.
Дней десять она пряталась, пока не зажило лицо. Потом украла одежду. В овчинном жилете, цветастой юбке и в дурацкой широкополой шляпе она выглядела, как собственная бабушка, но ей и нужно было выглядеть кем-то другим. Крашеные волосы и огромные солнечные очки дополнили маскарад. Теперь ей нужны были деньги, чтобы убраться из города.
И вот тогда-то она увидела его. Он разравнивал граблями песок на пляже перед закусочной. В семь часов утра. Увидев его, она лишилась дара речи. Не оттого, что он был невозможно красив, просто он напомнил ей Серолицых. Вернее, не так. Она просто мгновенно поняла, на кого они пытались походить. И до чего у них это плохо получалось. Это ее потрясло. То, что они надеялись воспроизвести такое при помощи туши и гримировального карандаша. С особым злорадством она отметила, что волосы у него вовсе не белые. И уж, конечно, никаких листьев и цветов на щеках. Но она поняла и то, чего они добивались, обесцвечивая волосы и рисуя эти листья. Впервые поняла. Увидев живого эльфа.