Дом, в котором горит свет (СИ)

Наверное, потому что моей памяти до сих пор свежи воспоминания о том, как терпеливо мама сносила все пьяные выходки отца. Она молчала и мысленно продолжала молиться, когда он ее выталкивал ночью во двор, на мороз, в домашнем халате и тапочках. Я была маленькой и не могла дать должного отпора пьяному мужику. Чаще всего забивалась под кровать, а после, услышав пьяный храп из родительской спальни, открывала маме дверь и впускала ее в дом. Однажды даже скорую пришлось вызывать, потому что мама едва не потеряла сознание от обморожения. Мне было страшно жить с отцом-тираном, отцом-деспотом, который всю свою ярость направлял на ни в чем не повинную женщину. Но мама в ответ никогда не выясняла с ним отношения, лишь пожимала плечами, мол, что с пьяного взять. «Ударили тебя по правой щеке — подставь левую», — часто повторяла она цитату из Библии, и я до сих пор никак не могу понять, правда ли она до такой степени верит в Бога, что так благоговейно отзывается о муже, который лишь по счастливой случайности еще не убил ее, или же она его просто-напросто боится. Я с благодарностью и некоей долей радости кидала горсть земли на его гроб.

Виктория начала кричать, звать меня. Прятаться смысла я не увидела. Все равно когда-то этот разговор уже должен был случиться, и лишь по непонятной причине затянулся на три года. Вышла во двор и остановилась у ворот, прислонившись к двери.

— Я — мать его дочери! — размахивая руками, заявила Виктория. Никита сдержал ее за плечо и виновато посмотрел на меня.

В ответ я спокойно пожала плечами. Обоюдный аргумент.

— А у меня сын.

— Вот и бери своего сына и вали куда подальше! Не смей приближаться к моему мужу! Свою семью не удержала, теперь чужую развалить хочешь?

Очень эмоционально и грубо, но я больше ничего ей не сказала и не стала распалять конфликт еще больше. Все зависит только от Никиты, который в этот момент пытался успокоить жену, сдерживал ее, когда она кидалась на меня чуть ли не с кулаками. В конце концов он едва ли не силой усадил Вику в машину и заставил уехать.

Его слов я ждала как приговора.

— Все хорошо, — едва слышно и с большим сомнением.

От сердца немного отлегло. Никита сделал выбор, сам, и в этот раз не дал мне никаких шансов отказаться от этого. Да мне это и не нужно. Мне было совершенно наплевать на его жену, дочь и все, что с ними связано. Я хотела мужа для себя и не приходящего, а постоянного отца для своего сына. И никто не вправе меня судить.

1.6

К вечеру мы вернулись в город, и Никита переехал к нам. Тошкиной радости не было предела, хотя он удивленно поглядывал в сторону нашей спальни.

— Мам, а почему папа спит в твоей комнате? Лазве у него нет своей, где он будет лисовать? — со всей своей наивной простотой интересовался сын, не выговаривая добрую половину звуков.

— Будет, — я указала на дверь кабинета, в котором теперь находились ноутбук и графический планшет архитектора Легостьева. Отдельное помещение в доме ему необходимо для работы. — Теперь папа будет жить там.

Антоша понятливо кивнул и помчался к щенку, которого назвал Лео — в честь любимой черепашки-ниндзя, по которым он фанатеет. Ник залихватски подмигнул сыну и обратился ко мне:

— Погладишь мне рубашку?

Неловкая просьба, будто слон в посудной лавке пытается дотянуться до хрупкого фужера. Я тоже чувствовала себя неловко. Мы пытались привыкнуть друг к другу. Привыкнуть к старым, казалось, забытым ощущениям. Вспомнить все заново. Каково это — готовить вместе ужин. Или не напрягаться, услышав глухой мужской голос, просящий тебя погладить рубашку или закинуть в стирку джинсы. Не дрожать как осиновый лист от легкого прикосновения… Именно вот к этому ощущению близости мы привыкали.

Я тянулась к его губам, целовала в шею, царапала его спину и задыхалась от счастья. Любимый… родной… да… Мое тело звенело от ощущения другого, такого желанного тела, а душа пела от ответных поцелуев любимого человека. У меня не было других мужчин за это время, поэтому моя реакция на Ника осталась прежней.

Он решил оформить наши отношения официально. Я никак на него не давила и не упрашивала, молча радуясь тому, что имею. Неделю назад у меня и этого не было. Но для государственной регистрации брака необходимо развестись с Викой. Легостьев сказал, что возьмет это на себя. Причин не верить ему у меня не было. Он искренне хотел быть с нами. Со мной и Тошкой. И так три года потеряли.

Поначалу Виктория истерила. Даже находясь в другой комнате, я слышала ее громкие вопли в телефонную трубку. Угрожала запретом видеть маленькую Полину. Спустя пару недель, видимо, ее непрекращающаяся истерика надоела даже ей самой. Она вовремя успокоилась, еще бы пару дней, и даже вечно сдержанный Ник бы сорвался и показал, кто хозяин ситуации. Разорвать в клочья все законы и отправить жену в психушку — минимальное из того, на что он способен, когда напрочь теряет все свое хладнокровие.

Но обошлось без психушки и прочей нервотрепки.