Дом, в котором пекут круассаны (СИ)

«Леди» её круга никогда не танцуют так. Они стоят где-нибудь в сторонке лениво взбалтывая свой коктейль в стакане, просто потому, что им нельзя показывать такую свою сторону. Весёлую, свободолюбивую. И придерживайся Адалин этих глупых правил, сейчас бы не вытанцовывала с Женей на пару, а сидела бы тут тихонечко и лениво цедила свой коктейль. Безалкогольный, конечно. Потому что алкоголь развязывает язык и даёт ненужной смелости действиям и словам.

Девушки её круга не целуются с парнями в клубах и не заводят с ними отношения — их браки фиктивные, построенные на деньгах. Но не ей нести бремя отцовских игр, и она может делать всё, что только душе её будет угодно. Любая шалость. И шалость возникает в голове тут же, стоит только официантке поставить перед Ильёй текиллу. Ада ходит по краю лезвия, грозясь обжечься.

— Простишь мне ещё одну шалость, renard ruse? — шепчет Адалин, игриво прикусывая нижнюю губу, точно зная, что вспоминая и прокручивая это в голове, будет краснеть красной клубникой, но… ей хочется.

Илья не отводит взгляда от француженки. Словно она притягивает его магнитами и держит на привязи. Он не чувствует давления поводка. Не ощущает креплений застёжек на собственной шее. Только мягкий тягучий взгляд, полный блеска огоньков, идущих волной по всему залу. Не в зависимости от титулов, он будет считать её особенной, это даже не обговаривается, поэтому он просто улыбается, предпочитая оставить свою игру на попозже.

Куда больше ему нравится, что Адалин называет его «лисёнок» на французский лад. Это прозвище кажется ребяческим и слишком детским, но тот тембр, с которым она шепчет его, сводит с ума. Хочется делать всё, что только можно, лишь бы она произнесла это ещё раз. Стрелецкий щурит взгляд, выпивший уже достаточно, чтобы наполнить огоньки отблеском света. Этот немного размытый приятный кадр заведомом выкручивает настройки контраста и насыщенности, потому Адалин кажется только краше себя обычной, если это вообще возможно. Илья наблюдает за ней, вздрагивая от прозвища, произнесённого полушёпотом. Сейчас это работает ещё сильнее, чем на трезвую голову. Наверное, не стоило тут пить в одиночестве, лениво развалившись на диване.

Он медленно кивает на её слова, всё ещё заворожённо не отводя от неё взгляда. Адалин улыбается слишком довольно, в предвкушении прикусывая губу и потянувшись к одной из рюмок, чтобы снять с ободка кусочек лайма. Адалин проделывает всё так быстро и чётко, словно готовилась к этому всю жизнь: оставила дорожку кислой влаги лайма на левом запястье, следом собирая с ободка прилипшую соль, и оставляя её сверху кожи. И если сначала до Стрелецкого не дошло, чего француженка хочет добиться, то потом по его лицу расплылась такая довольная улыбка, что заболели мышцы щёк.

Она поднимает на него глаза, поворачивая руку запястьем вверх, чтобы капли лайма задержались на коже. И Илья, следуя непонятному порыву, мягко обхватывает руку Адалин чуть склоняясь вниз. Его язык обжигающе горячий и приятный.

Илья слегка выравнивается, подхватывая рюмку. Алкоголь раскрепощал её. Делал раскрытым красивым цветком. Смотреть на это можно было бесконечно, и он смотрел, приближаясь губами к её коже, впитывая языком соль и пот, смешанные с лаймовым послевкусием. Он закрывает глаза, запрокидывая голову, опустошая рюмку и опуская её на столешницу. Француженка склоняет голову в бок, пока её губы растягиваются в улыбке, а взгляд следит за тем, как шот опрокидывается, а Илья проглатывает напиток. И Адалин хочет себя одёрнуть, сказать, что хватит на сегодня поддразниваний себя самой и Стрелецкого. Но она всё равно приближается, касаясь кончиком языка уголка его губ, чтобы собрать капельки алкоголя.

— По-твоему это шалость? — с ноткой профессионализма протягивает Стрелецкий и смеётся, когда видит реакцию Адалин.

Стянув с ещё одной рюмки текиллы кусочек лайма, Илья подсаживается поближе и осторожно проводит ладонью по щеке девушки. Жестом он ведёт ниже, убирая прядь с плеча назад, затем немного сжимает подбородок и надавливает, принуждая склонить голову.

— Я покажу тебе, на каком уровне находится моё понимание шалостей.