Проснулся он на собственном диване. Внутренности жгло огнем, мочевой пузырь грозил лопнуть, но голова, как ни странно, не болела. Доковыляв до унитаза и облегчившись, Ральф с ужасом оглядел покрытые восковыми корками брюки. Рубашка выглядела немногим лучше. Умывшись, он кое-как счистил воск с перчатки и с ботинок, переоделся и вышел. Надо было успеть обработать Акулу до того, как за него примется Крестная.
Акулу он застал в полной прострации. Крестной поблизости не наблюдалось.
– Я пришел сделать заявление, – сказал Ральф.
– Вот только твоего заявления мне сейчас не хватало. Полюбуйся-ка на это.
Акула перебросил Ральфу листок бумаги.
– Как тебе это нравится?
Это было заявлением Крестной об уходе по семейным обстоятельствам. Глядя на размашистую подпись под датой, Ральф ощутил холодок, пробежавший по коже.
– Когда она его принесла?
– Она его не приносила! – взревел Акула, вскакивая. – Никто в этом чертовом заведении не удосуживается принести мне что-либо лично! Хотя она по крайней мере дотащила треклятую бумажку до кабинета. И прикнопила мне ее на дверь! Как это любезно с ее стороны, не правда ли? Кое-кто и тем себя не затруднил!
Акула пробежался по кабинету, яростно пиная мебель.
– Да за кого вы меня принимаете?! За свою престарелую глухонемую бабушку? У нее, видите ли, семейные обстоятельства! Нельзя даже зайти и объяснить, в чем дело! Мы так спешим, что еле успеваем написать заявление!
Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянул Ящер и, правильно оценив обстановку, поспешил скрыться. Ральф выждал, пока гнев Акулы немного уляжется.
– Кто-нибудь вообще видел ее сегодня? – спросил он.
– Я не видел! – фыркнул Акула. – А остальные меня не интересуют.
Остановившись, он оглядел Ральфа с головы до ног.
– Это что за сафари? – возмутился он. – Мало мне Шерифа с его рубахами, теперь еще ты будешь разгуливать в кедах? Форма одежды в рабочее время – костюм! Брюки, рубашка, пиджак! Желательно, галстук! В такую жару, как сейчас, я не настаиваю на пиджаке, но джинсы и майка – это уж чересчур. Нет, вы меня в могилу сведете, честное слово!
– Брюки от костюма заляпаны воском, – признался Ральф. – И ботинки тоже.
Акула бросил на него дикий взгляд и рухнул в кресло.
– В могилу! – повторил он, закрывая глаза.
Ральф почел за лучшее удалиться.
Он понимал, что Акула в панике. Уход Крестной он расценил как бегство, а то, что она сбежала именно сейчас, – необоримым страхом перед выпуском. Сам Акула боялся выпуска так сильно, что никакое другое объяснение ему бы и в голову не пришло.
Ральф заявлению тоже не поверил, но его терзали сомнения другого рода. «Что они с ней сделали?» – спрашивал он себя. В том, что что-то сделали