Читаем Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда полностью

В столовой празднично. Весело, шумно и сыро. Пол весь в грязи и испещрен отпечатками шин. Побывавшие под дождем явились на обед обмотанные полотенцами или прямо со двора – мокрые. У Крыс орет включенный на полную громкость магнитофон, а посреди стола установлена вырезанная из плаката и наклеенная на картон фигурка Игги Попа. Своего рода тотем. Он же орет из динамиков магнитофона. Птицы щеголяют накинутыми на головы черными полотенцами и согреваются таинственными жидкостями из передаваемых друг другу под столом пузырьков.

За столом четвертой атмосфера скорее лирическая, чем праздничная. Лэри, в полосатом тюрбане из полотенца, хлебает суп, изящно оттопыривая мизинец. Курильщик строчит в своей знаменитой тетради, отгораживая ее от любопытных взглядов локтем. Толстый жует салфетку. Табаки, целиком закутанный в купальную простыню, сидит на стуле, а Мустанг его сохнет рядом, и сохнуть ему, судя по всему, предстоит еще долго.

Не успевает Сфинкс сесть, Табаки подползает к нему по краю стола.

– Я приготовил для Русалки отличное приворотное зелье, – сообщает он, перекрикивая Игги Попа. – Стопроцентный результат гарантирован.

– Зачем оно ей?

– Как зачем? – изумляется Табаки. – Для попугаихи!

Сфинкс тут же вспоминает, что кто-то на девичьей половине держит агрессивную птицу, научившуюся открывать свою клетку. Теперь там не пользуются довольно обширным участком коридора, а проживающие в непосредственной близости от логова попугаихи выходят из спален, прикрываясь раскрытыми зонтиками. Сфинкс давно не слышал от Русалки свежих подробностей о подвигах старой ара и думал, что проблема каким-то образом улажена.

– Вот увидишь, – уверяет его Табаки. – Распробовав зелье, эта птичка будет летать за Русалкой со страстными стонами!

– Я вовсе не хочу, чтобы за моей девушкой кто-то летал со страстными стонами!

– Хочешь не хочешь, теперь уже поздно. Механизм запущен, осталось дождаться результатов.

– Ты что, пытаешься ее у меня отбить? – удивляется Сфинкс. – То массажер-вычесыватель для кошек, то зонтик с подсветкой, то браслет с сиреной. Я уже не говорю о ваших совместных походах на охоту.

Внезапно музыка, грохочущая из динамиков, смолкает, а расшалившиеся Крысы перестают лупить друг друга.

Р Первый сумрачно оглядывает столовую, стоя в дверях. Появление воспитателя на обеде всегда к неприятностям, поэтому в зале воцаряется почти полная тишина, прерываемая только чавканьем Неразумных.

– Оставайтесь на местах.

Ральф захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной, скрестив на груди руки.

– В спальнях и классах сейчас проводится обыск. Когда он закончится, вам разрешат покинуть столовую.

Крысы поднимают такой гвалт, что очкастый Фазаний вожак с трудом перекрикивает их.

– Простите! От лица первой группы хотелось бы уточнить. Обыск проводится во всех спальнях?

– Во всех, – холодно отвечает Ральф.

Фазаны выглядят до того оскорбленными, что у всех остальных тут же поднимается настроение. Кроме тех, кто явно чего-то опасается. Как, например, Лэри. Глядя на его посеревшее лицо, нетрудно представить, что при обыске его кровати оттуда будет извлечен чей-то окровавленный скальп.

– Что с тобой, Лэри? – спрашивает его Сфинкс. – Что ты припрятал, признавайся!

Лэри молчит и только вздыхает. Потом сует в рот нашейный болт, отводящий беду, и крепко зажмуривается. Сфинкс и Табаки переглядываются. Табаки пожимает плечами.

– Эй! – кричит он Ральфу. – А как насчет дополнительной еды, чтобы скоротать время с приятностью?

Ральф никак на это предложение не отзывается. Повернувшись спиной к находящимся в столовой, он ведет с кем-то переговоры через приоткрытую дверь, потом пропускает в столовую Горбача. Горбач входит, удивленно озираясь, и вздрагивает, когда его приветствуют радостными криками.

– Отшельник спустился со склона горы!

– Друид слез с куста! Ура!

Табаки самоотверженно рушится на пол и ползет к Горбачу через грязь, тот подхватывает его на руки и подходит к столу с висящим на шее и нежно воркующим Шакалом.

– Что тут у вас творится? – спрашивает он.

– Обыск, – объясняет Сфинкс. – И дождь. А у тебя?

Горбач демонстрирует ему свежезабинтованные пальцы.

– Все в порядке. Большой слегка загноился, но совсем слегка. Ничего серьезного, и зря ты так распсиховался.

– Я. Распсиховался. Не. Зря. – раздельно выговаривает Сфинкс.

– Ладно, не зря, – Горбач ссаживает на стол Табаки и придвигает к себе тарелку. – Я ведь все сделал, как ты велел, так что успокойся, ладно?

Курильщик собирает Горбачу остатки еды со всех тарелок. Лэри вяло машет рукой, запечатанный болтом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дом, в котором…

Дом, в котором...
Дом, в котором...

На окраине города, среди стандартных новостроек, стоит Серый Дом, в котором живут Сфинкс, Слепой, Лорд, Табаки, Македонский, Черный и многие другие. Неизвестно, действительно ли Лорд происходит из благородного рода драконов, но вот Слепой действительно слеп, а Сфинкс — мудр. Табаки, конечно, не шакал, хотя и любит поживиться чужим добром. Для каждого в Доме есть своя кличка, и один день в нем порой вмещает столько, сколько нам, в Наружности, не прожить и за целую жизнь. Каждого Дом принимает или отвергает. Дом хранит уйму тайн, и банальные «скелеты в шкафах» — лишь самый понятный угол того незримого мира, куда нет хода из Наружности, где перестают действовать привычные законы пространства-времени.Дом — это нечто гораздо большее, чем интернат для детей, от которых отказались родители. Дом — это их отдельная вселенная.

Мариам Петросян , Мариам Сергеевна Петросян

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дом, в котором… Том 1. Курильщик
Дом, в котором… Том 1. Курильщик

На окраине города, среди стандартных новостроек, стоит Серый Дом, в котором живут Сфинкс, Слепой, Лорд, Табаки, Македонский, Черный и многие другие. Неизвестно, действительно ли Лорд происходит из благородного рода драконов, но вот Слепой действительно слеп, а Сфинкс – мудр. Табаки, конечно, не шакал, хотя и любит поживиться чужим добром. Для каждого в Доме есть своя кличка, и один день в нем порой вмещает столько, сколько нам, в Наружности, не прожить и за целую жизнь. Каждого Дом принимает или отвергает. Дом хранит уйму тайн, и банальные «скелеты в шкафах» – лишь самый понятный угол того незримого мира, куда нет хода из Наружности, где перестают действовать привычные законы пространства-времени.Дом – это нечто гораздо большее, чем интернат для детей, от которых отказались родители. Дом – это их отдельная вселенная.

Мариам Петросян , Мариам Сергеевна Петросян

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дом, в котором… Том 2. Шакалиный восьмидневник
Дом, в котором… Том 2. Шакалиный восьмидневник

На окраине города, среди стандартных новостроек, стоит Серый Дом, в котором живут Сфинкс, Слепой, Лорд, Табаки, Македонский, Черный и многие другие. Неизвестно, действительно ли Лорд происходит из благородного рода драконов, но вот Слепой действительно слеп, а Сфинкс – мудр. Табаки, конечно, не шакал, хотя и любит поживиться чужим добром. Для каждого в Доме есть своя кличка, и один день в нем порой вмещает столько, сколько нам, в Наружности, не прожить и за целую жизнь. Каждого Дом принимает или отвергает. Дом хранит уйму тайн, и банальные «скелеты в шкафах» – лишь самый понятный угол того незримого мира, куда нет хода из Наружности, где перестают действовать привычные законы пространства-времени.Дом – это нечто гораздо большее, чем интернат для детей, от которых отказались родители. Дом – это их отдельная вселенная.

Мариам Петросян , Мариам Сергеевна Петросян

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда
Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда

На окраине города, среди стандартных новостроек, стоит Серый Дом, в котором живут Сфинкс, Слепой, Лорд, Табаки, Македонский, Черный и многие другие. Неизвестно, действительно ли Лорд происходит из благородного рода драконов, но вот Слепой действительно слеп, а Сфинкс – мудр. Табаки, конечно, не шакал, хотя и любит поживиться чужим добром. Для каждого в Доме есть своя кличка, и один день в нем порой вмещает столько, сколько нам, в Наружности, не прожить и за целую жизнь. Каждого Дом принимает или отвергает. Дом хранит уйму тайн, и банальные «скелеты в шкафах» – лишь самый понятный угол того незримого мира, куда нет хода из Наружности, где перестают действовать привычные законы пространства-времени.Дом – это нечто гораздо большее, чем интернат для детей, от которых отказались родители. Дом – это их отдельная вселенная.

Мариам Петросян , Мариам Сергеевна Петросян

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее