— Она у тебя круглосуточно сидит?
— А ты не доволен?
— Просто спросил.
— Вообще она часто заходила… Но мы все равно отсюда уезжаем. Да и они, может, скоро переедут. — Я обмакнула стейк в жидкое тесто — кляр. — Ее муж собирается строить коттедж.
— Серьезные планы.
— Мама, с кем ты говоришь? — На кухне появился заспанный Денис. — О, Давид Михайлович! — Они поздоровались за руку. — Классно!
— Займись, пожалуйста, фруктами. Ты вроде умеешь, — попросила я сына не очень уверенно.
Денис чистил фрукты, Дод взялся сварить кофе, я разложила стейки на овальном блюде, приготовила тосты. Завтрак вышел красивым и вкусным. Сыновья обрадовались Давиду, тем более что каждый получил от него по шуршащему пакету.
— Мам, а тебе ничего не подарили? — наивно поинтересовался Илюшка.
— Не лезь, — оборвал старший брат. Кофе был непривычно крепким, но все равно я чувствовала, что засыпаю. Ночь после разлуки, пробежка по апрельскому утреннему холоду, вкусная горячая еда… Теперь хотелось положить голову на плечо Давиду и закрыть глаза. Вместо этого пришлось ехать смотреть квартиры. Сразу после завтрака позвонил риелтор, и Давид продиктовал мне несколько адресов: Большие Каменщики, Воронцовская, Земляной Вал — значит, жить мы будем в районе Таганки.
У подъезда дома, не дотягивающего до определения «сталинский», ждала девушка-риелтор — юное светловолосое создание.
— Лена, — невыразительно представилась она.
Дод промолчал, и мне стало неловко. Подъезд удивлял контрастами: просторный холл и узкие лестничные марши, низкие дверные проемы.
— Интересно, какой это год? — вполголоса спросила я. Мы стояли у лифта.
— Пятьдесят восьмой, — сразу ответил Давид. — Мы в таком в Тбилиси жили.
Мне очень хотелось узнать еще что-нибудь про Тбилиси, но мешало присутствие Лены.
Квартира находилась на шестом этаже. Возле двери, обитой дешевым малиновым дерматином, стояла хозяйка. У нее были волосы цвета спелой пшеницы и морковные губы. Я дала ей шестьдесят, а то и шестьдесят пять, причем возраст был заметен, но сказать о ней пожилая, а тем более старая, было невозможно. Просто женщина. Дод неодобрительно рассматривал входную дверь, а квартирная хозяйка завладела мной.
— Посмотрите, какой вид открывается из окна. — Она решительно повела меня через прихожую в просторную комнату, распахнула балконную дверь. С улицы потянуло болотной сыростью — почти под балконом протекала Москва-река. Окна квартиры смотрели на розовый офисный центр, похожий на романский монастырь, построенный из конструктора Лего. Чуть поодаль серели крыши и трубы Замоскворечья.
— Вот, старая Москва! Кстати, я забыла представиться: Ольга Григорьевна!
Комната с балконом была, скорее всего, гостиной: тут и там стояли высокие глиняные вазы с сухими букетами, такие же травы были изображены на толстом шерстяном ковре. На черном кожаном диване и креслах разбросаны маленькие овечьей шерсти подушки. Посередине стояла плетеная качалка. Помимо балконной и белых двустворчатых в переднюю в комнате были еще три двери.
— Здесь спальня, — кивнула Ольга Григорьевна на дверь слева. — А это… просто жилые комнаты.
Жилые комнаты были похожи как братья-близнецы: стенка, письменный стол, два стула. В одной стоял небольшой диван, в другой — кресла с такой же синей велюровой обивкой.
— Они раскладываются, есть даже ящики для белья.
Кухню и столовую соединяли две арки. В невысокую был втиснут овальный обеденный стол, так что один человек сидел на кухне, остальные — в комнате; другая арка, высокая и узкая, служила для прохода. В углу столовой в кресле сидел Давид и разговаривал с риелторшей Леной.
— Здесь у нас итальянский гарнитур, — тоном музейного экскурсовода сообщила Ольга Григорьевна, указывая на тяжелую лакированную горку, заставленную неизбежным хрусталем.
— Посудомоечной машины нет? — поинтересовался из угла Дод.
— Это ваш муж? — спросила Ольга Григорьевна удивленно, видно забыв про него.
Я молчала.
— У нас трое детей. Большая семья, — буднично сообщил Дод. — Ну что, нет машины?
— Нет.
— Существенный недостаток.
— У нас стиральная машина, два телевизора, видео…— перечисляла Ольга Григорьевна.
— В них невозможно мыть посуду, — оборвал Давид.
Лена отвела Ольгу Григорьевну к окну и заговорила напряженным шепотом. Похоже, уговаривала уступить в цене.
— Посмотри санузел, — посоветовал Давид. — Интересно.
В центре просторного санузла возвышалась нежно-желтая ванна, напоминающая формой цветок лилии. На стене — мозаичное панно: над спелыми ярко-оранжевыми персиками резвятся голубые бабочки. Идиллическая картинка отражалась в зеркале на противоположной стене. Казалось, в ванной царит лето. Я присела на желтый плетеный стул в углу у душевой кабины.
Неужели я буду жить здесь с Давидом? Умываться среди бабочек, потом завтракать в итальянской столовой. Понемногу до меня начал доходить смысл перемен: фактически я вышла замуж. Впереди новая жизнь, новые радости и обязательства, а прошлые…