Дом, в котором ты живешь

Вечером ужинали в столовой. Я подавала бульон, к нему слоеные пирожки, телячьи отбивные с грибным соусом и пестрые овощные салаты.

— Почему ты раньше не готовила так вкусно? — простодушно спросил Илюшка.

— Помолчи. Мама всегда вкусно готовит! При Давиде дети стеснялись ссориться. И вообще были ошарашены переездом, новой квартирой и известием о том, что завтра в школу их повезут на машине. Денис посидел с нами немного дольше, но и он ушел спать в начале одиннадцатого. Давид держался с ними естественно, без высокомерия и фальшивого интереса. Я чувствовала: они привыкнут к нему и проблемы не будет.

Получалось, он действительно заботился обо мне. Не в смысле купить шубу и повезти на Канары. Давид думал о моем душевном спокойствии, а именно оно, как известно, и определяет нашу жизнь. Булыжная права: с ним будет счастлива любая. Непонятно только, почему этой счастливой оказалась я, а, например, не Булыжная.

…Откинувшись на спинку стула, Давид листал документы в файлах. Словно почувствовав, что я думаю о нем, спросил:

— Что ты там затаилась?

— Боишься? — Я улыбнулась, поддразнивая его. — Мало ли что у меня на уме.

— А серьезно?

— Не хочу серьезно! — Мне вдруг и в самом деле стало весело.

— Я вспомнила, как Макс упрашивал Аньку: « Ну, чуточку-то можно себе позволить?» Знаешь, как Сомов назвал спальню Ольги Григорьевны?

— Как?

— Концептуальной.

— Почему?

— В смысле жизненных установок хозяев. Представляешь, какие у Ольги Григорьевны жизненные установки?

— Это бизнес. Она для клиентов старается.

— Значит, она считает, что это наши жизненные установки?

— Ну, наверное.

— А с какой стати?!

— Не впечатляйся, — посоветовал он тихо и серьезно.

— Ты прав. У меня и так полно теперь впечатлений. И такие!

Глава 11

Ко всему Давид относился серьезно. К работе, к любви, к порядку в доме. И к моим детям.

Заметив, что Илюшка все свободное время рисует, сказал:

— Будет учиться в художественной школе.

Я узнала об условиях поступления и наняла репетитора.

В другой раз разговор коснулся школьных оценок. У Дениса были тройки по истории, у Олега — по алгебре.

— Нужно исправить, — односложно заметил Давид.

Я усмехнулась про себя. Сколько я сама просила сына, и мама, и Иза. То ли ему алгебра не давалась, то ли просто было не интересно.

Но после фразы, брошенной Давидом, Оле; стал много заниматься, несколько раз что-то спрашивал у Дениса; как-то, преодолевая смущение, подошел к Давиду. Наверное, его слова звучали для Олега иначе, чем мои или мамины.

И однажды за ужином, краснея почти до слез, Олег выпалил: „

— Я исправил тройки по алгебре. Контрольную написал на четыре. А у доски сегодня пять получил…

— Это нормальные оценки, — спокойно отреагировал Давид.

Но особенно много внимания требовал Денис. Он задавал Давиду самые разные вопросы: о войне в Ираке, об отношениях с одноклассниками, о курсе доллара, о свойствах химических элементов… Старший, он больше остальных страдал от отсутствия мужского общения. По четвергам Давид брал его с собой на корт. И однажды, вернувшись домой, Денис заговорщицким шепотом сообщил мне:

— Давид Михайлович назвал меня своим сыном!

— То есть это как?

— Сейчас на корте один мужик, надутый такой, спросил: «Дод, кто это?» А он ответил: «Сын».

Мой ребенок сиял.

Денис больше всех подходил в сыновья Давиду — темноглазый, с густыми каштановыми волосами. Он был похож на дедушку, первого мужа моей свекрови, которого мы все, в том числе и Костя, знали только по фотографиям.

И моя собственная жизнь рядом с Давидом становилась осмысленной и наполненной. Я уже не вела часами телефонные разговоры, не пила без конца чай с дешевыми конфетками, не предавалась безнадежным мечтам, не рефлексировала.

Утром, когда в монастыре ударяли в колокола, я уже стояла у плиты. В книжном неподалеку накупила кулинарных книг. Рецепты усовершенствовала, придумывала свое — готовить не надоедало. Труд искупался впечатлениями от того, как ели приготовленное мои мужчины. Я любила смотреть на них, а сама ела мало, что тоже было несомненным плюсом.

По утрам у подъезда нас ждал серебристый автомобиль.

— «Десятка», — тихо присвистнул Олег, увидев машину в первый раз.

Шофер, немолодой мужчина с благородной сединой, галантно распахнул дверцу:

— Садитесь, Марина Ильинична!

Однажды, выйдя из машины у школьных ворот, я столкнулась с директрисой. Та оценивающе посмотрела на автомобиль, заглянула в салон.

«Сейчас посоветует не разрушать чужие семьи», — мелькнула у меня мысль.

Но ничего подобного.

— Я вижу, Мариночка, — завела сахарным голосом директриса, — что ваша жизнь наконец устроилась. И поверьте, от всего сердца рада. Вы молоды, привлекательны и, конечно, заслужили свое женское счастье!

Про женское счастье директриса знала не понаслышке. Четыре года назад она съездила в Арабские Эмираты и в результате сменила неблагозвучную фамилию Срибная на Аль Хабиб.

— Как продвигается ваша статья? — продолжала петь директриса.

— Все в порядке, Галина Васильевна. Надеюсь закончить к двадцатому апреля.