— Фрукты я не ем, потому что переела их в детстве. И можно один совет? Не унывайте. Каждый должен прожить свою жизнь и пронести по жизни свой крест спокойно и с достоинством, — отчеканив эту тираду, я почувствовала, что сейчас разрыдаюсь. Совсем отвыкла от шампанского, не говоря уж о коньяке.
— Вы так уверенно говорите — знаете из собственного опыта?
Я молчала. Мой срывающийся голос будет ему чересчур роскошным подарком.
Дод прошелся по комнате от стойки до дивана и неожиданно присел рядом со мной. Спросил:
— Хочешь, я буду заботиться о тебе? Этого мне только не хватало! Внезапно я ощутила невыносимую усталость и скуку. Коньяк и шампанское закончились тяжестью в затылке, а сознание сделалось серо-будничным. Сидишь тут, как в сказке, за готическим, мозаичным окном, слушаешь разные глупости, а дома дети, в сумке тетради, и вообще «жизнь невозможно повернуть назад». Пора. Я поднялась и молча пошла к выходу.
— Вы что, обиделись? — Амиранашвили сменил интимный тон на обычный, деревянный.
— Просто меня ждут. Поздно уже.
— Я отвезу вас.
— У меня муж ревнивый. Амиранашвили недоверчиво хмыкнул. Услышав возню у входной двери, Анька выглянула из кабинета. Она явно была расстроена.
— А вы, я смотрю, поладили. Ну, совет да любовь. Мариш, будь осторожна!
Улица обдала морозной свежестью. На темном небе холодно белели звезды. Поддерживая меня под локоть, Амиранашвили зашагал к навороченной иномарке.
Приветственно пропела сигнализация.
— Мне нужно еще в магазин, — сказала я без всякого выражения, — не хотела изображать благодарность, не хотела нравиться.
Через час, обвешанная такими же пакетами, какие видела днем у Аньки, я возвращалась домой. Амиранашвили невозмутимо накупал продукты на свой вкус: охлажденное мясо, сыр, рыбу, минералку без газа, какие-то приправы, экзотические фрукты.
— Это вы нам коньяк покупаете? — расхохоталась я, представив себя распивающей коньяк с сыновьями на кухне. — Лучше пирожных возьмите.
— Пригодится, — глухо ответил он.
…За дверью слышался смех мальчишек. Его прервала короткая реплика моей матери:
— Вот, оказывается, где ты пропадаешь! — Она осуждающе, но и с интересом смотрела на Дода.
— Давайте продукты, и всего доброго… Спасибо, — немного подумав, прибавила я, сваливая пакеты на пол прихожей.
Щелкнул дверной замок, но отдыха в ближайшие два часа не предвиделось. Сейчас начнется разбирательство.
— Марина, — мама укоризненно качала головой, — что же ты гуляешь, а дети одни сидят, голодные?
— Почему голодные? Я им все оставила.
— Так это на обед, а сейчас время ужина. Позвонила бы, я же понимаю: молодая, погулять хочется…
Сыновья заинтересованно слушали бабушку.
— Я не гуляла, мам. Подвернулась одна работа: срочно набрать документы на компьютере. Клиент остался доволен — и вот мне премия. — Я кивнула на гору пакетов. — Разбирайте, мальчики.
Те, довольные, поспешили на кухню.
— Это ты им говори, — вздохнула мать. — А я видела, как он на тебя смотрел. И пальто ты это зачем достала? Эх, да что там…
фруктами распорядился старший сын: довольно ловко почистил киви, красиво нарезал ананас.
— Так, это мелкому, а ты, Алик, куда лезешь? Руки-то попридержи, уже кусок слопал.
Мы с мамой пили чай с пирожными.
— Я вам обед сварила. Из куска мяса и первое, и второе. Надо готовить, Марина, а вы все кусочничаете.
Моя мама тоже учительница. Она никогда не кричит на меня — только делает длинные монотонные наставления. Но сегодня все, в общем, сошло удачно.
— Этот класс доведу, и все, больше работать не буду. Хватит с меня. С двадцати лет преподаю, сорок лет почти что. — Мама решила, что на этот раз воспитательной работы достаточно, и заговорила о своем: — Ой, забыла совсем, знаешь, что я к тебе среди недели сорвалась? Мне наш родительский комитет к Восьмому марта подарок преподнес. Угадай какой?! Двуспальный комплект постельного белья. Дорогущий, наверно. С шитьем, простыня на резинке. Держи! — Она метнулась в комнату. — Вот привезла, думала тебя порадовать. Может, пригодится когда, — продолжала суетиться мать.
Белье было бледно-лиловым, красивым, прохладным. Я уже отвыкла от подобных вещей. Решила подарить его Изе и успокоилась.
Скоро мать засобиралась.
— Десятый час, пока доеду до Медведкова, одиннадцатый будет. Идти страшно. Хотя с меня и взять нечего. — Мама застегнула серенькое пальто с лисьем воротником, купленное в незапамятные времена в фирменном магазине «Салют». — Никогда не привыкну к этому Медведкову, — бормотала она уже у лифта.
В Медведково мама попала в результате родственного обмена с моим мужем. Оставила нам просторную квартиру на бульварах, сама поехала в хрущобу…
— Подожди! — Я остановила ее в открывшихся дверях лифта, бросила в сумку нектарин и авокадо.
— Зачем это?! — Но лифт уже разлучил нас. Растревоженная, я поплелась в квартиру.
— Ну теперь, мать, колись, где была? — Старший сын, четырнадцатилетний Денис, последовал за мной на кухню и, плотно закрыв дверь, уселся напротив.
— Я же объяснила.
— Это ты бабушке объяснила, я ее огорчать не хотел. Мы-то с Олешкой вчера про домработницу слышали.
— Как слышали?
— Обыкновенно. Ушами.