Дом, в котором ты живешь

— Пригласите этого молодого человека к нам на мартовскую конференцию. Он очень интересен, хотя с некоторыми его тезисами лично я согласиться не могу.

— Я свяжусь с ним, Борис Григорьевич. Но сможет ли он приехать из Благовещенска…

— Приедет! Этот приедет!.. Азартный, с искоркой. А почему вы сами не пишете? Блестящее начало и…

— Не знаю, Борис Григорьевич. Я вообще думаю, мне надо в школу возвращаться. Я тут не на месте…

— Жаль. Вот уж не думал, что вы собираетесь нас покинуть. Мне казалось, вы всем довольны.

— Да нет, я довольна. Просто работа не для меня. В школе — поближе к жизни.

— А вы хотите поближе к жизни?

— Да, честно говоря.

— И в самую гущу не побоитесь?

— Как это, в самую гущу?

— Ко мне тут один человек обратился, очень известная фамилия в деловых кругах. Мы немного знакомы: когда-то он ходил на мои лекции по психологии делового общения. Теперь собирается открыть свое учебное заведение. Загородную школу-пансион. Хочу, говорит, возродить традиции российского гимназического образования. Какие у него на самом деле мотивы, трудно сказать. Так вот, ему в эту школу нужна директриса. Хотите попробовать?

— Директрисой?!

— Ну, то, что он вкладывает в понятие директор, в обычной школе скорее завуч. Программы, учебные планы, персонал, лицензирование. У нас ведь директора и ремонтом занимаются, и благоустройством территории. А у него — учебный процесс, и точка.

— А где это находится? Я хочу спросить, в каком месте?

— В Хабарово. Час от вокзала, полчаса от конечной станции метро, пятнадцать минут пешком от платформы. Бывший пионерский лагерь какого-то союзного министерства.

— А на какой стадии сейчас эта школа?

— На стадии идеи. Начинать надо с нуля.

— А если ничего не выйдет? Ведь должна быть концепция, какое-то принципиальное отличие от государственной школы. А не просто перегруженный учебный план.

— Там много чего должно быть. Забот невпроворот. Так что подумайте… Зато уж будете в самой гуще событий! Если надумаете, вот вам его визитка. Сошлетесь на меня.

Он собирался еще что-то объяснить, но тут дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая рыжеволосая девушка в ярко-красной короткой дубленке. „

— Вы Марина Ильинична? — спросила она. — Можно к вам?

— Можно, можно, — засуетился Рыдзинский. — Заходите. — Он встал, уступая ей место у моего стола. — Пожалуйста.

Девушка подошла поближе, и я увидела, что ей не двадцать пять, как мне показалось вначале, а ровно на десять лет больше. И еще я заметила под огненной шапкой блеклые сероватые волосы, чуть отросшие от корней.

Она положила на колени красные кожаные перчатки и подняла на меня изумительные голубые глаза:

— Моя фамилия Ермакова. Ермакова Алла Викторовна. Я сразу должна перед вами извиниться, скорее всего, ничего ценного мои заметки не содержат… Видите ли, я не специалист в педагогике. В свое время закончила институт иностранных языков, вышла замуж, уехала в Европу и там никогда не работала. Но иногда давала уроки русского. Почти бесплатно. Просто чтобы хоть что-то делать. Моими учениками в основном были дети, чаще всего — дети эмигрантов, которые хотели, чтобы ребенок не просто умел болтать по-русски, но и писал, читал… чтобы не потерял связь с родной культурой.

А потом жизнь повернулась так, что я снова оказалась в Москве, случайно прочитала ваш номер, и мне захотелось рассказать о своем опыте, хотя он не слишком серьезный и ценный… — Она улыбнулась, будто шутила над собой и приглашала меня разделить шутку.

— Зачем же вы так о себе? Дело вовсе не в специальном образовании! Хотя разве у вас в институте не было психологии?

— Была. И читал Рыдзинский. — Она засмеялась: — Мы в него были влюблены всей группой! Я поэтому и пришла сюда. Посмотрите мой материал?

— Конечно, посмотрю. — Я убрала в ящик стола ее дискету, записала телефон. — Хотите кофе?

— С удовольствием. — Она опять широко улыбнулась, словно озарила комнату.

Традицию поить кофе симпатичных авторов завела Ольга — у нас были не только сахар, лимон и сладости, но и специальные гостевые чашки.

— Знаете, — говорила Алла за кофе, — я не могу оценить, хорошо или плохо то, что я написала. И я совсем не знаю степени разработанности проблемы. Может, по этому поводу все уже сказано… Но я подумала: мне уже тридцать семь лет, детей нет, с мужем разошлась, пора кем-нибудь становиться!

— Но вы знаете языки, жили за границей… Вы можете быть востребованы в этом качестве.

— Это значит ходить на службу, улыбаться стоматологической улыбкой и весь день чирикать: — Can I help you? Would you like to have a cup of tea? <Я могу вам помочь? Может, чашечку чая?> Ни за что!

— Зато это по-другому оплачивается. Вы знаете, какие здесь гонорары?

— Гонорары? Нет, не знаю.

— И вас не интересует?

— Интересует, конечно. Но об этом после. Вдруг моя статья покажется вам смешной.

— Не переживайте. По мнению Бориса Григорьевича, чем больше разных подходов к проблеме, тем лучше. Читатели сами выберут созвучный им. А задача редакции — высказать свою точку зрения.

— Ну, вы и дипломат, Марина Ильинична! Давно вы здесь?

— Меньше года. И уже уходить собираюсь.

— Почему?