Дом в Мансуровском

Катя не проснулась в день отъезда. Уже канючила спокойная Маруся, требуя чистых трусишек и утренней каши, но никто на нее не реагировал. Счастливый от предвкушения отпуска отец спал крепко и сладко. Когда же он открыл глаза, то очень удивился – его любимая еще в постели! Тактичная младшая дочь, требуя завтрака, в голос орала, а Катенька все спала. Он осторожно потряс ее за плечо, она не реагировала.

«Наверное, вчерашнее вино», – подумал профессор и потряс Катю сильнее. Она не реагировала. Он развернул ее к себе и все понял.

Катя была мертва.

И тут профессор завыл. Страшно, по-волчьи, не думая о дочери, которая от испуга тут же замолчала.

Сколько он так просидел на краю кровати, где лежала его мертвая Катенька, – час, два, три? И вдруг очнулся – дочка! Измученная и заплаканная, опухшая и красная, сто раз описанная и обкаканная, Маруся спала.

Он схватил ее, прижал к себе, снова завыл.

Разбуженная Маруся разоралась.

Потом он неловко мыл ее, менял одежду, дрожащими руками дал пару сухарей и стакан молока и сел рядом, в ее комнате, не решаясь войти в спальню, где лежала жена.

Вскрытие показало оторвавшийся тромб.

Профессор плохо понимал, что происходит. А точнее, не понимал вовсе. Но в голове стучало: «Надо заняться похоронами. Надо позвонить теще. Надо позвонить еще кому-то. Надо все организовать. Но как?» Как он хоронил своих родителей? Он не помнил. Он вообще ничего не помнил.

Девочки! Надо пристроить девочек! Что там бывает – няня, помощница? Но где ее взять?

Сообразил позвонить на кафедру, там тут же начался переполох. Быстро приехали коллеги.

– А Клара? – растерянно спросил он. – Где Клара?

Клара, верный друг, самый верный. Теперь друг, а раньше… Да о чем он!

– Клара! – сказал он и заплакал. – Клара, ты где?

Оказалось, что Клара на больничном.

– Жуткий бронхит, – кашляя, ответила она, когда он позвонил. – Саша, что случилось?

– Катя, – бормотал профессор. – Катя, жена!

– Что – Катя? – не поняла Клара.

– Ее больше нет…

Клара появилась через полчаса. Впрочем, времени тогда он не замечал, но, увидев ее, даже успокоился. Взял телефон и закрыл дверь в кабинет. Предстояло позвонить теще, а это так трудно! Он никак не мог набрать несколько цифр. Как сказать ей, как сказать, что ее двадцативосьмилетняя дочь умерла? Как такое можно произнести?

На похоронах теща не плакала, плакал тесть. Теща же стояла как каменная, заледеневшая и не реагировала ни на что.

Старшую дочку оставили на соседок. С Марусей сидела сотрудница с кафедры – профессор не помнил, кто именно, да и какая разница?

С кладбища его уводили почти насильно, под руки. Теща обернулась к нему и покачала головой. Что это означало, он не понял, но этот вопрос долго его мучил.

В квартире пахло блинами. Профессор выпил стакан водки и отключился.

Он ничего не запомнил – ни поминальных речей, ни слез, ни плача Маруси: в тот день послушную младшую дочь никак не могли успокоить.

Наутро в квартире было тихо. Мучась от дикой головной боли, профессор долго лежал в кровати, мечтая об одном – скорой и легкой смерти. Вдруг стукнуло в голову – где Маруся? Он вскочил и бросился в детскую.

Дочки там не было. В столовой было убрано. На столе лежала аккуратно сложенная белая скатерть. На подоконнике в ряд стояли вымытые стаканы и рюмки. Дверь на кухню была закрыта.

Ворвавшись туда, профессор увидел странную картину – за столом сидела незнакомая молодая женщина с толстой, иссиня-черной косой, закрученной на затылке. Напротив нее, в деревянном детском стульчике, восседала веселая Маруся, с аппетитом терзающая баранку. Увидев отца, она улыбнулась и протянула к нему руки.

Чернокосая смущенно улыбнулась:

– Я Ася, медсестра из детской поликлиники. Вы меня помните?

– Нет, извините. Я сейчас… Я вообще ничего не помню и, кажется, не понимаю…

– Она поела, – кивнув на Марусю, отчиталась медсестра. – Сейчас я ее уложу, если вы не возражаете, – окончательно смутилась она.

– Не возражаю. – Профессор вышел из кухни, шатаясь, дошел до спальни и упал на кровать. «Какая странная жизнь, – подумал он. – Чужая женщина на нашей кухне кормит веселую Маруську, а Катеньки нет. Как такое возможно?»

А Юля? Где старшая дочь? А, вспомнил – ее забрала теща…

Он не задавал черноокой медсестричке вопросов, но по утрам она приходила, кормила Марусю, стирала, гладила, гуляла с ней, куда-то убегала, но быстро возвращалась, кажется, убирала, мыла полы, что-то готовила и оставляла ему в тарелке обед.

Он брал холодный кусок мяса или котлеты, с отвращением сжевывал, не замечая вкуса, проглатывал и уходил к себе.

Звонили с работы, предлагали помощь, профессор отказывался.

Помощь принимал только от Клары. Она приезжала по вечерам. Привозила пирожные, и они, перебрасываясь пустяковыми, ничего не значащими фразами, пили чай, потом Клара мыла чашки, гладила его по голове, проверяла Марусю, заходила в его кабинет, говорила со вздохом «пока» и уезжала.

Однажды поехал в поселок к Юльке. Копавшаяся в песочнице старшая дочка встретила его равнодушно. Профессор присел на край песочницы и погладил девочку по голове. Юлька вздрогнула и отодвинулась.