Думаю, что теперь вы осознали истинную природу этого звука, а посему способны понять вместе со мной тот великий ужас, который немедленно овладел моим духом; я уже не сомневался в том, что приключение мое вот-вот закончится. А потому обнажил свою руку, прикоснувшись зубами к капсуле, вшитой под кожу, чтобы успеть умереть прежде, чем ко мне приблизится Уничтожение. Я мгновенно притих и пополз направо среди моховых кустов, ведь звук, как вы помните, раздавался слева от меня. Я полз, ощущая великое потрясение; даже мой рот превратился в какую-то жижу, так что зубы, к стыду моему, сами собой стучали друг о друга.
Полз я очень осторожно и часто оглядывался во все стороны, но, к счастью, ничего более не увидел и не услышал.
Так я передвигался более часа и уже, в буквальном смысле слова, готов был припасть к земле от изнеможения; но в конце концов на душе у меня полегчало, и я понял, что избежал погибели, которая была уже совсем рядом. Так случилось, наверно, потому что я услышал Звук прежде, чем наткнулся на его источник, и сумел обойти его. Однако это всего лишь догадка. Здесь как раз уместно заметить, что после этого события я заставил себя напрячь слух, укоряя за то, что он не сумел заранее оповестить меня об опасности. Но как я сейчас понимаю, похоже, что плотскому слуху просто не дано услышать сей звук… как ни странно, это действительно так.
Учитывая случившееся, я продвигался далее, весьма внимательно вслушиваясь, и однажды услышал Звук впереди себя – весьма далеко, – но тут же припал к земле и пополз назад, пока некоторое время спустя не решил, что достиг безопасного места. Так и вышло, потому что больше я ничего не слышал. Наконец настал восемнадцатый час дневного пути, я ел и пил, а потом нашел место для ночлега в узкой расщелине поднимавшейся над моховыми кустами скалы. Проспав шесть часов, я пробудился, не претерпев никакого ущерба.
Потом я опять ел, пил и разглядывал Ночную Землю, оставшуюся, так сказать, у меня за спиной. Унылая и скучная равнина не знала ни огня, ни тепла, не видно было даже серных паров; словом, ничто не освещало ее, и жизнь, вполне естественно, должна была избегать этих мест. Край этот окружал меня со всех сторон, впрочем, на севере, похоже, мерцали огненные жерла, за которыми стояло зарево над Равниной Голубого Огня.
Хорошенько подумав, я понял, что не встречу чудовищ в этой унылой стране, если не буду жаться к жерлам. Следовало предполагать, что Скрип Невидимых Дверей еще может потревожить меня, однако чем объяснить безжизненность этого края – тем ли, что даже Чудовища боялись Дверей, или тем, что здесь было попросту чрезвычайно холодно, – сказать не могу; возможно, что объяснение надо искать в обеих причинах, что ни в коей мере не противоречит здравому смыслу. Наконец я снова бросил короткий взгляд на Великую Пирамиду, уже казавшуюся далекой после нескольких дней пути, и возобновил свое путешествие. Позвольте мне здесь отметить, что я заметно удалился от родного Дома, хотя и не настолько далеко как мне бы хотелось; следует помнить, что зачастую мне удавалось проходить за час не более мили – соблюдая великую осторожность, на четвереньках, ползком, вообще как придется. Потом я, естественно, не мог идти по прямой, мне постоянно приходилось отклоняться в сторону, чтобы избежать внимания Чудовищ и Сил Зла. Теперь, зная, что путь привел меня туда, где в ночи скрипят странные двери, я самым тщательным образом следил за своим маршрутом и часто останавливался, вслушиваясь в ночь. Тем не менее, я не сумел избежать новой встречи с этим ужасом; я шел, осторожно ступая, и вдруг услышал над головой тихое бормотанье; оно становилось громче, словно бы надо мной открывалась дверь. Звук был в точности похож на скрип двери, через которую доносился далекий шум – так бывает и в нашем времени, если открывают дверь в шумной комнате. Но то бормотанье, которое услышали мои уши, доносилось из какой-то пропащей и чуждой нам вечности. Не вините меня за то, что я столько говорю об этом звуке… поймите, мне пришлось перенести такой глубочайший ужас, что память о нем не покидает меня; хочу лишь, чтобы и вы вместе со мной оценили жуть и страх, царящие в грядущей Ночи рода людского. Но я наконец воистину миновал то место, где открывается Дверь в Ночи, не претерпев при этом несчастья, однако не по своей заслуге; скорее всего дверь открылась случайно, или моя тихая поступь все же встревожила Силу Зла, тем не менее не пожелавшую меня преследовать. Предавая свои мысли бумаге, я сознаю, что записываю детский лепет, но в таком вопросе я не способен прикоснуться даже к краю истины, поэтому хватит о Двери, обратимся к более доступным мне материям. Словом, когда я в последний раз услыхал этот звук и ощутил, что нахожусь под его источником, то ощутил предельную – хоть и мгновенную – слабость души и сердца и быстро укрылся под покровом невысоких и густых моховых кустов.