Дом в центре

И все же я их открыл. Медвежата были тут как тут. Я начал вспоминать понравившуюся мне тверскую улицу. Не подведи, Лестница! Будь ты хоть с медвежатами, хоть со щенятами — не подведи!

И она не подвела. Затянутые в черную кожу спецотрядовцы, все как один в белых шлемах с пластиковыми забралами, выстроились колоннами на изумительно красивом бульваре. Их старший офицер, краснощекий толстяк, сам себя шире, связался с местным начальством, и через десять минут за нами приехали автобусы. События развивались как в бредовом сне наяву, цеплялись одно за другое. И от меня больше уже ничего не зависело. Я выпустил джинна из бутылки. А в джинне было восемьсот человечьих сил.

Беснующаяся толпа спокойно занималась своим делом: била витрины, скандировала лозунги, писала что-то на стенах огромными арабскими буквами. Заметив спецотряд, демонстранты принялись швырять камни. Солдаты строем шли вперед. От камней их защищали небольшие круглые пластиковые щиты. Но стоило противникам подойти друг к другу вплотную, спецотрядовцы преобразились. Щиты повисли на локте левой руки, в воздух взлетели дубинки. Началось избиение. Демонстрантов было намного больше, раз в десять, что ли. Они тоже дрались, а у многих из них были палки. Но ничего поделать со специально обученными войсками они не могли. Да еще овчарки! Вот это точно страх божий!

Отец, Седой и армейский начальник находились рядом со мной. Мы медленно перемещались вслед «за линией фронта». Во взгляде Седого читалось уважение. Во взгляде офицера было не просто уважение, а благоговение. Даже можно сказать — религиозное преклонение. Он готов был за мной хоть в огонь, хоть в воду. А если в мой мир, в мой вариант?

Где-то наверху над нами раздался звон разбитого стекла и женский визг. Мы подняли головы. На балкон ближайшего дома буквально сквозь окно выскочил молодой парень в рубашке навыпуск, как и у других демонстрантов. Он замахнулся правой рукой, но Седой оказался быстрее. Пистолет словно материализовался у него в руке и дважды выстрелил. Парень упал на балконе. Через несколько секунд там прогремел взрыв.

— Еще немного, — сказал офицер, — и конец нам. Почему стоим на открытом месте? Не годится такие глупости делать.

И тут смутьяны перешли в наступление. Спецотрядовцам пришлось расступиться: прямо на них покатились автомобильные шины, начиненные чем-то очень-очень горючим. В образовавшиеся бреши врезалось пришедшее к демонстрантам подкрепление: с палками, цепями, ломами, в касках, напоминающих строительные. Все близлежащие улицы заполнило скандирование:

— Са-ид! Са-ид! Са-ид!

Восемьсот человек — мало, подумал я. Этих придурков здесь тысяч десять. Ну и худо нам сейчас будет!

— Саид — это самый главный в Исламской Республике, — попытался было объяснить мне отец. Но было уже не до разговоров. Прямо на нас мчалась толпа. Первым в драку вступил Седой. Он захватил руку с ломом, вывернул ее и швырнул бывшего обладателя лома на асфальт. Лом остался у Седого. Что делали отец и офицер, я не видел, на меня налетел белобрысый верзила с цепью, вопящий: «Аллах акбар!» Почти как Седой, я нырнул под цепь и двинул верзилу в солнечное сплетение. Потом, как на тренировке, подпрыгнул и ударил ногой. За бахвальство это меня чуть не наказали еще несколько смутьянов, решившие не дожидаться, когда я кончу выпендриваться. К счастью, на помощь пришел Седой с ломом. Я побежал, мы побежали… Отец был где-то рядом, он кричал: «Сергей! Ты жив?!» Я орал: «Да!» Чья-то палка чуть не сломала мне ключицу, офицер свистел в какую-то дурацкую дудку, наверху загрохотали вертолеты… Точка в этом приключении получилась увесистая и ослепительно-черная. Она вспыхнула у меня в голове, и все остальное происходило без моего участия.

Как и полагается, вначале был белый потолок, потом в кадр влез сидящий рядом отец.

— Ага, — сказал он. — Проснулся, авантюрист чертов! — И тут же зашептал прямо в ухо: — Идиот слабоумный, зачем на публику работал? Нас ведь теперь черта с два выпустят. И Седого не дадут. Мы теперь — секретное оружие.

— К черту! — Я сел. Голова раскалывалась. — Надоело! Пошли отсюда.

— Куда пойти? — шепотом шипел отец. — Куда? Сильвия через два дня должна зайти. Нас теперь на молекулы разберут за это время!

Сильвия?.. Я вспомнил даму в вечернем платье, напоминающем пеньюар. Или в пеньюаре, напоминающем роскошное платье. Сильвия… Ой, как-то мне не до нее сейчас. Как мне не нравится в этом проклятом варианте! В голову лезла дурацкая фраза какого-то кулака из телесериала о коллективизации: «Я не против колхоза, но не в нашей деревне». Мне хотелось придумать что-то похожее своей афористичностью. Например: «Я не против ислама, но не в нашем варианте». Ох, как болит голова.

— Не нужна мне твоя Сильвия, — сказал я. — Обойдемся. Даром я ее пересилил, что ли, в самый первый раз? Зови Седого!

Седой нашелся секунд за двадцать. За ним примчалась толпа офицеров.

— Не мешайте! — скомандовал я. — Там… в Твери…

— Тут, — поправил отец.

— Еще лучше. Выведите меня на улицу.