Дом в центре

Боковым зрением я увидел верзилу. Он был уже метрах в пятнадцати. Толкнув Наташу к зданию, я развернулся и швырнул пакет. Судя по звуку, попасть удалось. Еще пара секунд выигрыша.

Ворвавшись вместе с Наташей в подъезд, я взял ее за руку, хоть это и затрудняло бег по лестнице. Шаги погони были слышны на асфальтовой дорожке у самого дома. Но я уже успокоился. «Мать всех лестниц» несомненно слышала мою «молитву». А, «Мать»? И «Отец всех домов»?..

Обнаружив на решетке лестничных перил собачьи головки, я постарался восстановить в памяти пейзаж рядом с пятиэтажкой: надо же будет утром выходить. И, мало ли, Наташке захочется ночью в окно посмотреть…

Через коридор родной квартиры я постарался пройти в абсолютной темноте, в комнату зашли так же. Перешагнув порог, я некоторое время обдумывал интерьер. Пусть все выглядит (за дверью моей комнаты) как стандартная однокомнатная квартира: низкий потолок, банальная мебель и тому подобное. Только после тщательного продумывания я включил свет. Наташа прислонилась к стене и пыталась отдышаться.

– Где мы? – тихо спросила она.

– Приятель мой здесь живет. Он в отпуск уехал, а ключи мне оставил. Повезло.

И, поймав взгляд, в котором читалось абсолютное неверие, за неимением лучшего, веско сослался на народную мудрость:

– Места знать надо.

4. Добро и зло в тени второго этажа

Папа появился внезапно, и вид у него был озабоченный до чрезвычайности. Я в этот момент валялся на диване, изучая каталог американского магазина, торгующего оружием по почте.

– Что нового? – В вопросе отца не чувствовалось особого любопытства. Скорее, ему самому хотелось выговориться.

– По мелочам. Вот, транспортную функцию попробовал. Получается.

– Молодец! Главное, что вовремя. Пришла пора поговорить серьезно.

– Давай, – мне тоже хотелось поговорить серьезно. После опьянения властью над Домом наступило своего рода моральное похмелье. Накопилась куча вопросов, ответы на которые было очень трудно придумать, не потеряв при этом лицо.

– Итак…

– Нет, – перебил я. – Чур первый. Мне надо определить свое отношение к происходящему.

– Давай определим, – отец недоуменно пожал плечами. – Но не касайся технической стороны.

– Хорошо. Я коснусь стороны продуктовой. И не в том дело, мы питаемся так, как почти никому в этом городе не снилось. Я не настолько наивен, чтобы убеждать наших соседей есть колбасу по два девяносто и полусинтетические пельмени. Меня самого это можно заставить только с ножом у горла.

– В армии ты так не рассуждал.

– То армия. Еще чудо, что я из нее без язвы желудка вернулся. Не перебивай. Я вот о чем хотел сказать: о блокаде.

– Я тогда был ребенком и был далеко. Очень.

– То-то и оно. Тебя и других детей из Дома утащили в безопасное место. А чужих детей из Ленинграда? А взрослых? Это ж надо сидеть на бездонном источнике жратвы и не шевельнуть пальцем, когда вокруг люди мрут от голода!

– Та-ак. А как же с нынешней резиновой колбасой и другими деликатесами? Сам не жрешь, но и людям ничего не подкидываешь. Давай, устраивай во вторник и пятницу дармовую кормежку: свинина пониженной жирности, форель, овощи, фрукты. Для маскировки можешь даже кооперативное кафе открыть по бросовым ценам, если настолько благороден.

– Ну зачем ты паясничаешь?

– А я не паясничаю! В блокаду люди умирали сразу, а эти, вокруг нас, умрут постепенно, от кучи болезней, лет на десять-пятнадцать раньше, чем им на роду написано. Ну, гуманист хренов, жалко тебе их?

– Ты – демагог! – Я понимал, что прав, но не знал, как возразить. – Не в одном Ленинграде и блокаде дело. Возьмем концлагеря. Черт с ним, не кормите, хоть там голод и круче блокадного. Но вытащить людей можно было?

– Сколько вытащить? Миллион? Десять? Куда? И из каких лагерей?

– Да какая разница?!

– Ты прав, никакой. Если вытаскивать из немецких к нам, то это значило – в наши лагеря. А от нас… Запутал ты меня. Хорошо тебе теперь рассуждать, умнику: журналов начитался, когда только за две недели успел. Раньше, небось, думал, что в наших лагерях все прекрасно; порядок, и сидят те, кто должен. Ну, за редким исключением.

– Но жильцы Дома, они должны были знать?

– Что знать? Что они в одной стране помогают «врагам народа», а в другой – «врагам рейха»?

– Плевали вы на ярлыки, как на законы плюете. Вряд ли ты визу оформляешь, когда по заграницам шастаешь. Не могу я с тобой спорить. Скользкий ты какой-то, как угорь.

– Я-то? Да, намылился за столько лет. Я ведь сам с собой такие дискуссии веду… С тобой легко. И просто. Ты хочешь, чтобы те, кто в Доме живет, были на Земле самыми мудрыми. Чтобы знали, кто прав, кто виноват, наказывали и помогали. Это как самая современная сказка о мудрых и всемогущих пришельцах. Вот прилетят они… Войны прекратят, рак со СПИДом вылечат, голодных накормят, засуху оросят. Хотя давно доказано, что кроме вреда эта мудрая помощь ничего не принесет.

– Кому повредит спасение больных от смерти?