Дом в Вечерних песках

Доктор Кармоди ответил, что не помнит, чтобы он устанавливал причину смерти, и не намерен выслушивать указания домашней прислуги, вздумавшей наставлять его в вопросах профессиональной деятельности. Далее он заметил, что тщательное обследование трупа – это требование закона и в любом случае оно необходимо, поскольку на передней части платья погибшей видны следы кровотечения, которое было вызвано отнюдь не ранами, полученными при падении. Он допустил присутствие одного из представителей дома, но двух молодых слуг настоятельно попросил удалиться.

По выполнении этих распоряжений дверь судомойни была заперта. Доктор Кармоди срезал одежду c погибшей и принялся наговаривать следующие наблюдения.

Обширная гематома правильной формы в области верхнего отдела брюшной полости, сразу под грудью.

Большое скопление колотых ран, нанесенных с высокой степенью упорядоченности. Раны значительно скрыты под запекшейся кровью. Ее вытерли, чтобы внимательно осмотреть повреждения.

Обследуя их, доктор Кармоди вдруг остановился и издал возглас удивления. Он отметил исключительную природу того, что наблюдал, – такого он не встречал ни разу за все годы врачебной практики. Инсп. Каттер, согласившись с ним, велел полицейскому, ведущему протокол, подойти к столу, дабы получить наглядное представление о том, что он должен с точностью зафиксировать.

Доктор Кармоди дал следующее описание, и полицейский, ведущий протокол, готов поручиться, что оно соответствует действительности во всех деталях.

Крайне упорядоченное скопление колотых ран простирается от нижней границы груди примерно до середины живота и имеет протяженность слева направо 10–11 дюймов[18]. Колотые раны произошли вследствие вшивания в плоть грубой красной нити на всю глубину кожи. Стежки сделаны с высочайшим мастерством, которому мог бы позавидовать любой хирург. Возможно, это работа самой погибшей, но ее исполнение без анальгезии должно было вызывать адскую боль как во время шитья, так и после.

Стежки были расположены таким образом, что они складывались в последовательность отчетливых букв, напоминая сэмплер[19], вышитый на теле жертвы. Слова образовывали следующую фразу:

ВЕЛИЧИТ

ДУША МОЯ

ГОСПОДА[20]

III. Dies Irae [21]

VIII

К утру, когда Октавия явилась в особняк Страйт-хаус, у мистера Хили уже появились сомнения по поводу их уговора. Сообщение от него поступило перед тем, как она вышла к завтраку; нет, он не отозвал свое предложение (даже у него для этого хватило порядочности), но прямо изложил свое видение того, в какой пропорции должны распределяться ее усилия.

«Страйт подождет, – писал он. – Сначала отправляйтесь в Уайтчепел. В городе опять заговорили о Похитителях душ. Получена информация от сержанта, дежурившего на Леман-стрит. В прошлом от него поступали достоверные сведения. Из пансиона для обездоленных пропала девушка».

Мистер Хили дал ей адрес, поделился немногочисленными подробностями дела, которые стали ему известны, и Октавию эта история не оставила равнодушной. Ужасно, конечно, если эта девушка действительно пропала, думала Октавия, но в данный момент она в том сомневалась и подозревала, что Хили просто играет на ее чувствах. Судьба девушки Хили интересовала только с точки зрения сенсационности материала, и чтобы его напечатали, в статье должны были содержаться самые дикие измышления о черной магии.

Тем временем события минувшего вечера все больше и больше тревожили Октавию. Прежде всего поведение лорда Страйта, которое и сегодня казалось ей не менее странным. Дело не только в том, что он уехал так поспешно, да еще пытался скрыться незаметно. В этом, по крайней мере, он не преуспел. Увидев, что на углу Пикадилли в карету к Страйту подсел какой-то человек, ни о чем другом с тех пор думать она не могла. Страйт знал, что тот человек будет его там ждать, – во всяком случае, не удивился его появлению. Однако какой характер носили их отношения? Эта загадка не давала покоя Октавии.

Она уже много лет наблюдала за поведением мужчин и женщин из числа влиятельных особ. Знала, как они ведут себя и в минуты пышного великолепия, и в моменты беспечной неосмотрительности. Малейшие изменения позы свидетельствовали о пиетете или о глубочайшем презрении. И хотя этих двух мужчин Октавия видела издалека всего несколько мгновений, причем не самого лорда Страйта, а лишь его руку, распахнувшую дверцу кареты, она сразу поняла, что их связывает нечто неординарное.

Записку мистера Хили без внимания она оставить не могла и за завтраком передала ее брату Джорджи. Тот томился в ожидании давно обещанного ему назначения на должность офицера военно-морского флота, а по своему темпераменту безделья он не выносил. Джорджи обрадовался, что может пригодиться сестре, хотя и был немного озадачен.

– Ну-ну, сестрица. – Отряхнув с ладоней крошки тоста, он взял у нее записку. – Плохо, видать, дело, если даже мое участие потребовалось.

Он и раньше предлагал свою помощь, но Октавия всякий раз мягко отказывалась.