Дом в Вечерних песках

– Спасибо, мистер Кару, – поблагодарила она. Не отрывисто, но и без заискивания. Эту фразу Эстер репетировала перед зеркалом, подбирая верное выражение лица, пока не прониклась уверенностью, что оно возымеет желаемый эффект. Мистер Кару привык, что она с ним всегда почтительна, и на малейшие отклонения в ее поведении неизменно реагировал единственно приемлемым, на его взгляд, способом.

Он подступил к ней почти вплотную, коленями касаясь ее юбок. Дыхание его немного выровнялось, но все равно оставалось затрудненным, и Эстер ощущала его на своей щеке. От мистера Кару несло коричным кексом с изюмом, похотью и табаком.

– Вас здесь все устраивает, мисс Тулл?

– Да, мистер Кару. – Она не смягчила голос. Время еще не пришло.

– Вы уверены? – Он пододвинулся ближе. – Может быть, я могу сделать для вас что-то еще?

– Ничего, мистер Кару.

Он вскинул руку, и она ощутила, как его пальцы впились ей в затылок.

– Вы ведь знаете, что всегда можете обратиться ко мне, мисс Тулл, если вам что-то нужно. Я буду рад вам услужить.

Эстер чуть запрокинула голову, поднимая к нему лицо, которому она придала выражение муки и раскаяния. Это все, что требовалось. Пока мистер Кару довольно всматривался в ее черты, она сделала одно незаметное движение.

– Простите, мистер Кару, – сказала Эстер. – Просто я очень устала. У меня сестра болеет, как вам известно, и я почти всю ночь просидела у ее постели.

– Ну будет, будет, мисс Тулл. – Он отвернулся, думая уже о другом. – Каждый несет свой крест. Что ж, работайте. Я оставлю вас. Дверь, как всегда, должна быть заперта, но, если что понадобится, стучите. Я буду на своем посту за дверью. Да, кстати, куда же я положил свою газету?

Газета лежала на рабочем столе, фактически у него под рукой, не заметить ее он никак не мог. Но мистер Кару дождался, пока Эстер возьмет газету и вручит ему – еще один маленький акт возмездия, довершивший ее наказание. Он развернул газету и направился к двери, на ходу разглядывая пугающую иллюстрацию, которая занимала большую часть первой полосы.

– Да помогут нам Небеса, мисс Тулл. В Сауторке обнаружили одного местного жителя, обглоданного его собственными котами. Меньше чем в трех милях от нас. Куда катится мир?

Ахая и цокая языком, он покинул мастерскую и запер за собой дверь. Эстер испустила протяжный тихий вздох. Теперь, когда за ней никто не наблюдал, она позволила себе немного обмякнуть и сгорбиться, расслабила завязки на одежде, чтобы ткань не давила на раны. Этот момент она воображала много раз, опасаясь, что мужество в конце концов покинет ее. Она молилась, понимая, что совершает грех. Господа не призывают те, кто избрал ее путь.

Однако сил прибавилось. И они поддерживали ее, словно некий внутренний стержень, хотя сейчас она еле стояла на ногах. Непривычная к воздействию опиума, Эстер приберегла это лекарство на самый последний момент. Вышивку делала на себе, не приняв обезболивающего средства, так как боялась впасть в состояние бесчувствия. Чтобы не вскрикивать, затянула челюсть кожаным ремнем. Опиум она приняла позже, и облегчение, наступившее со временем, заставило ее заплакать. Опиум сделал свое дело, не больше и не меньше. Силы, что позволили ей терпеть адскую муку, имели иной источник происхождения.

После она протерла стежки раствором карболовой кислоты и затем в зеркало принялась рассматривать свое творение. Слова отражались задом наперед, а она и в лучшие свои дни грамотой владела не очень хорошо. Но она не торопилась, внимательно читая надпись, – хотела убедиться, что потрудилась на славу. То, что она увидела, доставило ей удовлетворение, ведь даже в мгновения убийственной боли ее рука не дрогнула, делая аккуратные стежки. Она гордилась собой, но в следующую минуту отмела это чувство, осознав, что оно греховно. Эстер отвернулась от зеркала и принялась одеваться, опасаясь, как бы ей не опоздать.

Теперь она выпрямила спину. Предстояло еще многое сделать, да и опасность пока не миновала. Из кармана, пришитого к нижней юбке – первое из усовершенствований, что она внесла в свой наряд, – Эстер вынула обрывок марли, смоченной в спиртовом растворе, и, сунув руку под одежду, стала промокать кожу вокруг стежков. Делала она это на ощупь, поскольку раздеться не могла – слишком велик был риск, – и одной рукой зажимала себе рот, чтобы с губ не слетел стон. Периодически она вытаскивала марлю, рассматривала ее и складывала заново, касаясь кожи чистой сторонкой. Занести в раны грязь она не боялась – по крайней мере, на этот счет не стоило волноваться, – но ее беспокоило, что кровь зальет стежки. А они должны быть видны четко, хотя бы относительно, иначе окажется, что она зря истерзала себя. Это была лишь малая часть ее плана, без которой можно было бы обойтись, будь у нее только одна цель. Но речь шла не только о том, чтобы спасти тех, кого еще можно было спасти. В конечном счете она увидит, что станет с ее душой.